Редакция дала мне задание написать о том, как растят в Италии девочек. Я, было, села писать — но обнаружила, что постулаты правильного воспитания девочек — это всего лишь верхушка айсберга извечной конкуренции матерей и дочерей, которая, кажется, передается в Италии из поколения в поколение. А ведь, казалось бы, всепоглощающая любовь итальянцев к детям, bambini, как к собственным, так и к чужим, давно известна всему миру. Как же так? И я стала искать ответ.
Многие итальянские родители — а, в особенности, мамы — настаивают на том, чтобы уже повзрослевшие, даже окончившие университет и подыскавшие работу тридцатилетние «детки» по-прежнему не покидали родное гнездышко и привычные для них уют и комфорт. Чрезмерная опека — удел сынов Италии, в то время как дочерям уготована совсем другая участь.
С одной стороны, дело в менталитете, призванном еще со стародавних времен оберегать целостность семейных состояний и передачу имени от отца к сыну. Мальчики росли помощниками по хозяйству и оставались в семье и после свадьбы, беря на себя заботу о стареющих родителях. Девочек же, напротив, стремились поскорее выдать замуж в другую семью, буквально платя приданым за возможность не делить состояние между дочерью и ее братьями. Отсюда и расхожее: «Надеюсь, будет мальчик!», которое совсем недавно итальянские мамы не стеснялись говорить открыто. И даже ставили свечки Мадонне, моля ниспослать наследника, помощника в поле и на поле брани.
И сегодня многие итальянские мамы признаются в предпочтении сына дочери. Только сейчас подробные откровения делают тайком, шепотом, ведь эта тема — до сих пор табу в современном итальянском обществе. Вряд ли кто разоткровенничается и признается в том, что именно сын — это cocco (по-итальянски — «любимец») мамы разнополых детей. Дочь в лучшем случае растет в тени сиблинга, в худшем — конфликтует с матерью. Вырастая в таких семьях, девочки бегут от маменькиных сынков, напоминающих им собственных братьев как от огня и нередко конфликтуют с вездесущими диктаторшами-свекровями, смахивающими на их авторитарных мам.
Возможно, кому-то покажется странным, но в итальянской семье у дочери складываются более близкие отношения с отцом, а вот сын предпочитает материнскую ласку и любовь. В Италии, поздравляя женщину на сносях, до сих пор желают сына: «Auguri e figli maschi!» («Поздравляем и желаем сына!»). А будущим отцам с умилением обещают ласковых и милых «папенькиных дочек», чтобы скрасить старость. Это всего лишь еще одно подтверждение устоявшимся «парам»: мама и сын vs папа и дочка.
Почему? Говорят, сыновья ласковей, забавней, веселей и охотнее проводят время с мамой — поэтому матери с ними легче найти общий язык. А вот с дочерьми итальянские мамы обрывают связь рано и решительно. Дочерей их родительницы нередко рассматривают как… конкуренток по красоте, молодости, женственности, угрозу собственной состоятельности как женщины. Девочки уже с младых ногтей претендуют на звание «примадонны» в семье. Иногда для них мама не столько образец для подражания, сколько соперница за внимание главного мужчины — отца.
Я много раз «пытала» знакомых итальянских мам вопросом «почему так?», пытаясь разгадать странности местного менталитета. Итальянки вспоминали об Эдипе, приводили пример собственных родителей, бабушек и дедушек, делились «скелетами» — страшными семейными историями про кузин… Дошли до того, что мы пересказали друг другу даже… сказку про Белоснежку.
А сказку эту мы вспомнили очень кстати — итальянские психологи нашли в этой сказке объяснение причин ревности итальянских матерей по отношению к своим дочерям. Детская легенда оказалась лучшей иллюстрацией Эдипова комплекса, то есть эмоционального влечения ребенка к родителю противоположного пола и ревности к родителю того же пола. В идеале для успешного прохождения этого этапа ребёнок должен «проиграть» родителю своего пола и признать, что мама — это жена папы. А я вырасту, и у меня будет другой муж, не папа. Но для этого и родителям надо быть вместе, смотреть друг на друга, генерировать любовь, в лучах которой растут дети, мальчики и девочки, питаясь безусловной любовью и принимая тот факт, что родители — это пара, а малышам в ней нет места, она стоят на другой ступеньке в этой семейной лестнице.
Но вернемся в сказке, где неспособная принять неизбежное старение и увядание собственной красоты мачеха видит в расцветающей падчерице опасную соперницу. Мачеха не в силах контролировать свою ревность, которую подстегнул «приговор» зеркала, и отправляет охотника убить падчерицу и принести ей сердце девочки в качестве доказательства. Психологи нередко ассоциируют охотника с фигурой отца и указывают на его двуличность: с одной стороны, он желает угодить королеве, но, с другой, спасает девочку, идя на обман. Вот мы и подошли к причине материнской ревности: нередко она вспыхивает в тот момент, когда партнер не в состоянии гарантировать своей партнерше непоколебимость ее авторитета Женщины и Спутницы, перенося — полностью или частично — свою любовь на дочь. Это и есть объяснение желания мачехи из сказки — и матерей-нарциссов из реальной жизни — избавиться от соперницы.
Как же ведут себя реальные матери? Итальянки, к примеру, навязывают дочери роль вечного ребенка, буквально не позволяя ей взрослеть и расцветать. Одевают не по возрасту, покупают игрушки вместо книг или косметики, ведут себя с ней, как с несмышленышем, упорно не отпуская от себя ни на шаг. К сожалению, взросление детей совпадает по времени с увяданием матерей — вот эти последние и стараются повернуть время вспять, цепляясь за эпоху, когда они были молодыми, а дети послушно смотрели на мир из прогулочной коляски. Или, наоборот, не желают замечать в своем доме внезапно выросшую девочку.
Gustave Leonard de Jonghe. Mother With Her Young Daughter
Позволительно ли осуждать таких матерей? Каждая мать желает своему ребенку, сыну ли, дочери ли, самого лучшего — здоровья, красоты, ума, успеха… Но можем ли мы быть уверены, что в сердце даже самой образцовой матери живут только положительные эмоции? Современное общество и культура заставляют нас контролировать собственные эмоции: мы маскируем, прячем или отрицаем то, что чувствуем на самом деле, в глубине души. Готова ли женщина в момент появления на свет дочери отказаться от собственной, до этого ведущей роли, пожертвовать своим желанием быть самой-самой и дать новой маленькой женщине все то, что еще недавно желала бы для себя? Есть ли в сердце матери место крупинке ревности в море любви к собственной дочери?
Амбивалентность — это неотъемлемая часть любых человеческих отношений, любых эмоций, любых чувств, и не думаю, что материнская любовь стала бы исключением, хоть и счастливым. Кто сможет, не покривив душой, сказать, что ни разу к радости за успехи коллеги не примешивалась зависть? Или, пребывая в одиночестве и поздравляя влюбленных супругов со свадьбой, не чувствовал бы даже тени досады? Или бы не ревновал лучшую подругу, вдруг переключившую все свое внимание и любовь на новорожденного? Мы все в душе немного мать-и-мачехи — и как важно отдавать себе в этом отчет!
Мне кажется, что нам надо учиться принимать собственные ощущения и учиться называть их своими именами. Хотя бы для того, чтобы они, неизведанные, анонимные, завуалированные эмоции, не превратились бы однажды — как в сказке — в коварные кровавые планы.
Главное фото: http://galerey-room.ru/?p=24570
