Новостная лента постоянно дышит в лицо ужасом и тревогой, напоминая о том, что человек не просто смертен, а ещё и внезапно смертен.
Работать с темой смерти всегда тяжело и просто одновременно.
Тяжело, потому что так хочется вернуться в райские кущи, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная. Там не надо будет умирать, бояться, трястись, ожидать чего-то страшного, думать о будущем.
А просто, потому что адекватное восприятие смерти всегда делает жизнь предельно честной. Страх смерти сам по себе нормален, но в гипертрофированном варианте он всегда равен страху жизни. Умеем ли мы жить? Этот вопрос всегда встает перед нами в полный рост всякий раз, когда в дверь стучится смерть.
Только до этой правды надо еще докопаться.
Однажды мы на портале Матроны. Ру решили подготовить серию материалов о том, как ветераны адаптировались к новой жизни после войны, в чем они черпали вдохновение и смысл, о чем мечтали и на что ориентировались. После нескольких интервью журналист сказала мне: «Знаешь, эта идея никогда не воплотится в жизнь. Мир их чувств — безжизненная пустыня. Нет ничего, что могло бы затмить войну в их сознании, они всё ещё не вернулись оттуда…» И нам обеим стало очень горько.
В нашей истории слишком много смерти на один квадратный сантиметр воспоминаний. Войны и геноцид сделали своё тёмное дело, смерть слишком глубоко засела в нашей коллективной памяти и до сих пор формирует отношение к реальности. Эта коллективная травма живёт и дышит вокруг.
Она кричит от беспомощности голосом молодой мамы, чей ребенок не слушается. Она сжимает агрессивно кулак, не в силах справиться с внутренним ужасом, и замахивается на слабого — жену, малыша, старика. Она лежит на диване, не в силах подняться и сделать простые дела. Она позволяет сесть себе на шею и терпит то, чего терпеть нельзя. Она пишет на заборе матерные слова, выкидывает бычки на тротуар, ворует по мелочи и по-крупному, пресмыкается и превозносится, истерит и замирает в ужасе. Она застилает глаза и мешает видеть реальность такой, какая она есть.
Что же такое эта самая реальность?
Начну издалека, с метафоры. Предположим, что в квартире разбилось окно. Обычный человек срочно вставит новое стекло. Травматику это может не прийти в голову. Он наденет шубу и валенки, то есть как-то приспособится к утрате. Или задвинет окно шкафом. Ему даже не придет в голову найти новое стекло и вставить его, то есть решить проблему.
Очередной терракт разбил вдребезги чувство безопасности, и мы вновь стали приспосабливаться к окружающему миру, надевая шапку равнодушия или агрессии, ведя длительные беседы «за геополитику» в поисках виноватого. Ведь если таковой имеется, то можно защитить себя в будущем от дальнейших посягательств.
Другой полюс игнорирования реальности — делать вид, будто ничего не произошло. Брюссель, Париж, Стамбул, Сирия — это всё далеко, не у нас. А мы будем варить варенье и печь «жаворонков». Мы не хотим искать виноватых, а еще читать новости, думать о будущем и вообще хоть как-то взаимодействовать с окружающим миром за пределами нашего тёплого альтернативного гетто.
И обе эти стратегии понятны, они действительно немного успокаивают, перемещая страх в другую плоскость — агрессию явную или подавленную.
А между тем, жизнь и правда продолжается, но окно уже разбито и не защитит ни от ветра, ни от дождя. Придётся адаптироваться, но не с помощью шапки или шкафа. Надо убрать стёкла, вызвать стекольщика и написать в полицию заявление. Понимая, что агрессии в этом мире много, и никто не знает, удастся ли избежать нового удара.
Какие основные признаки психологической травмы? Я хочу остановиться на следующих:
- потеря интереса к жизни, потеря чувствительности, нарушение или полное отсутствие желаний;
- потеря интереса к окружающему миру, отсутствие понимания границ между собой и миром, отсутствие эмпатии, замена любви причинением добра, нанесением пользы и подверганию ласке, «умелая симуляция заинтересованности»;
- ощущение небезопасности мира, полярное мышление (свои и чужие, поиск виноватых или «толстовство»), повышенная потребность в контроле, тревога, панические атаки, повышенная бдительность.
В качестве профилактики придётся как минимум научиться искать противоядие против каждого из вышеприведенных утверждений. А именно:
- научиться разделять мысли, чувства и поступки — свои и окружающих. Поступки — это реакция на мысли, мысли — это реакция на чувства. Чувства опираются на нашу субьективную картину мира и трактуются в зависимости от того, как мы трактуем происходящее вокруг. Мы не можем контролировать мысли и чувства, только наблюдать за ними, но можем контролировать поступки.
Если делать вид, что в мире живут только хорошие люди, то можно проглядеть реальную угрозу, а она есть. Если предполагать, что кругом одни заговорщики, то невозможно расслабиться и получать удовольствие от того, что есть вокруг, превратиться в вечно брюзжащих сломанных роботов.
- вспомнить, в каких ситуациях уже были испытаны похожие чувства. Можно сделать простое упражнение: представить, от чего бы вы больше всего хотели оградить своих детей (пусть даже гипотетических). Скорее всего, именно в этом месте болит у вас самих. Попробуйте заново пережить эту ситуацию, расскажите о ней кому-то, кому вы доверяете и кто сможет выслушать вас молча, не перебивая, не давая советов, принимая ваши чувства целиком такими, какими они «вылезают» сейчас.
Чтобы идти дальше, важно услышать самих себя. Очень часто за этими воспоминаниями, которые мешают жить дальше, влекут к просмотру страшных картинок в новостной ленте или, наоборот, заставляют отключиться от информационного пространства — это страх повторения предыдущего травмирующего события, стыд и вина. Они мешают взглянуть на мир широко открытыми глазами. А что помогает? Свобода, честность и возможность чувствовать.
Я верю, что однажды наше общество сможет говорить открыто о своих чувствах, о страхах и надеждах, о стыде и благодарности, о любви, зависти, желаниях и ограничениях. Я очень хочу в это верить. И наблюдаю, как постепенно происходят маленькие изменения, шаг за шагом. Я знаю, что к посольству Бельгии уже несут цветы. Как знак того, что мы неравнодушны к чужому горю. Мы не можем изменить реальность, но каждый из нас видит происходящее и скорбит. А потом возвращается к повседневной жизни. В которой есть место и пирогам, и улыбкам, и слезам, и тревогам.
Последнее время постоянно вспоминаю Масяню: «Кругом война, смерть, глупость… А мы тут пьём». Мир будто разваливается на две части. Быть в реальности — это возможность видеть оба полюса. Каждую секунду кто-то умирает, каждую секунду кто-то рождается. Жизнь и смерть постоянно идут рука об руку. И другой реальности у нас для нас нет. Придётся обживать ту, что имеем.