Что-то в последнее время лента новостей превратилась в «ленту скорби». Не проходит и дня, чтобы где-то не погибли невинные люди, что-то не взорвалось, не был принят новый «многообещающий» закон. Всем нам приходится иметь дело с большим количеством негативной информации, но не все умеют грамотно «перерабатывать» её. Вот уже и настроение плохое, и надежды на светлое будущее нет, и тревога не отпускает.
О том, как реагировать на агрессивную среду и как важно в это непростое время слышать себя, рассказывает Фёдор Коноров — психотерапевт, супервизор и ассоциированный тренер МГИ, преподаватель Института психоанализа, член общества практикующих психологов «Гештальт-подход».
— Фёдор, тема нашего разговора — негативный информационный фон. Так получилось, что с этим явлением сегодня вынужден иметь дело каждый человек. Даже не имея дома телевизора и получая новости исключительно из ленты Facebook, лично я ежедневно чувствую себя заполненной плохими новостями «по горлышко». Вовсе отключиться от этого воздействия невозможно; в качестве выхода остается разве что выключить компьютер, настроить радио «Классика» и запереться дома с томиком Булгакова.
Мой первый вопрос к вам: как реагировать на глобальные плохие новости, если они не затрагивают мою жизнь, но активно обсуждаются общественностью?
— Я считаю, что ту реакцию, о которой вы говорите, нужно разделить на две части. Есть эмоциональная реакция, которая происходит внутри меня, когда я узнаю какую-то новость. Я не могу остановить её, она происходит автоматически. Я неизменно чувствую что-то по поводу произошедшего. А есть реакция действия — то есть то, что я в связи с этими чувствами начинаю делать.
Мне кажется, что в первую очередь важно научиться замечать в себе первую часть реакции, осознавать и называть свои чувства. Например, я услышал, что арабо-израильский конфликт перешел в активную фазу и в Секторе Газа вновь начались боевые действия — что я чувствую в связи с этим? Страх? Злость? Недоумение? Важно дать себе хотя бы минуту, чтобы осознать происходящее.
Я замечаю, что основная проблема, связанная с обилием негативной информации в сегодняшних новостях, — это то, что новости перекрывают друг друга, их слишком много, и мы не успеваем их эмоционально «переваривать». Они сваливаются в ком, который разрастается и зачастую приводит к неадекватным действиям во второй, активной части реакции — деятельной. Мы можем выплеснуть эмоции на близких, сорваться в неподходящий момент на работе, накричать на ребенка, который «попал под руку».
— Из всего произошедшего за последние месяцы больше всего меня затронула катастрофа в метро. От всего остального как-то удавалось эмоционально отстраняться, но метро — это то, что рядом; более того, трагедия произошла на той ветке, которой я часто пользуюсь. Признаюсь, мне было страшно читать репортажи и, особенно, смотреть фотографии с места событий. И до сих пор, когда я проезжаю участок между «Славянским бульваром» и «Парком Победы», во мне что-то ёкает. Есть тревога внутри, особенно если машинист мчится с повышенной скоростью. Что делать с такими переживаниями?
— То, о чём вы рассказываете, — это здоровая реакция на подобные события. Мы никуда не можем деться от того, что в нашей человеческой природе заложено, — от умения переживать и чувствовать. Каждый человек проходит путь переживания подобной трагедии по-своему, со временем мы возвращаемся к внутренней гармонии. Или не возвращаемся. Если человек после катастрофы в метро отказывается туда спускаться в принципе, если уровень его переживаний так велик, что он перестраивает всю свою жизнь, страдает от этого — тогда можно говорить о патологической реакции.
Мне кажется, каждому человеку важно выбрать его личную правильную дозировку «новостного коктейля». Прежде чем читать новости, спросите себя, зачем вы это делаете? Что вы хотите получить из новостей? Какие эмоции стремитесь пережить? Я для себя решил: мне необходимо знать, что происходит вокруг, для того, чтобы понимать, из какой среды сейчас ко мне придет клиент на приём. Информационный фон влияет на состояние моих клиентов, и мне необходимо находиться с ними в одном «поле», чтобы лучше понимать их потребности в терапии.
Я часто вижу, как люди используют информационный поток для реализации своих неосознаваемых потребностей. Например, человеку не хватает в его жизни переживаний. Ему скучно, он чувствует себя одиноким, его жизнь серая и рутинная. Пожалуйста — открывай Facebookи выхватывай любую дискуссию по любому поводу. Сотни комментариев, личные оскорбления, категоричные мнения — вот где можно почувствовать себя живым! Или другая ситуация: переживаний много, слишком много. Например, ребенок-подросток связался с плохой компанией, на работе нестабильность, с женой проблемы, развестись хочется… Но переживать всё это нет сил или желания, а то и ни того, ни другого. Опять же, активное участие в агрессивной дискуссии (а скорее всего, онлайн-драка) с малознакомыми оппонентами — отличный способ «слить» накопившееся напряжение. Это тот процесс, который психологи называют «отреагирование», — направить энергию, которая распирает тебя изнутри, в то русло, которое не связано с причиной переживаний.
Хочу отдельно отметить, что не каждая эмоциональная реакция на новость является симптомом отреагирования. Нельзя забывать про элементарное сочувствие и эмпатию. Хотя, опять же, нам свойственно откликаться сочувствием на те новости, которые каким-либо образом нас затрагивают. Например, события на Украине вызывают во мне реакцию, потому что там живут и работают мои друзья и коллеги. Каждый год летом я езжу туда на интенсив, а в этом году не поехал. У меня гамма чувств по этому поводу.
— Правильно ли я вас понимаю: уровень эмоциональности реакции на новость прямо пропорционален тому, насколько эти события затрагивают мою личную реальность?
— Да. Если новость касается меня лично — например, авария в метро, в которое я спускаюсь каждый день, — то моя реакция будет максимально бурной. Также происходящие где-то события могут каким-то образом напоминать мне мою текущую жизненную ситуацию, и тогда я тоже буду сильно переживать об этом. Например, произошло наводнение, которое оставило много семей без крова, а в этот момент в моей семье тоже происходят стихийные события, которые могут разрушить привычный уклад.
— В мире постоянно происходят катастрофы, стихийные бедствия, где-то бушует война. На фоне этого повышается активность организаций и частных лиц, которые призывают остальных присоединиться к спасению пострадавших. Иногда эти призывы носят довольно агрессивный характер. Мол, «как ты можешь сидеть в кафе и жрать свой сэндвич, когда там дети голодают». Причем таким популистам даже отвечать ничего не надо — они сами сделают о тебе все выводы и запишут в ряды «гнилых обывателей». Я привыкла не ввязываться в дискуссии, но нет-нет да и промелькнет мысль: «Может, со мной что-то не так? Почему я не готова отдать последнюю рубашку тем, кому плохо?»
— Знаете, я очень люблю эту тему и сам периодически размышляю о таких людях, которых вы описываете. Предложение помочь и злобный призыв на грани оскорбления — это разные виды «спасательной» деятельности. Я вижу много фондов, общественных организаций, публичных персон, которые выстраивают грамотную систему помощи различным людям. Они сотрудничают с огромным количеством волонтёров, есть налаженные каналы распространения информации об экстренных нуждах и так далее. В то же время есть те, кто периодически поднимают флаг доброты, с разными надписями на нем, а потом начинают тех, кто под этот флаг не встал, им же и «мочить».
Для меня вся тема «переработки» новостного фона связана со способностью человека замечать различные точки зрения. Нам всем хочется остаться в детстве. Одно из главных преимуществ этой поры — всё в жизни понятно. Есть плохое, есть хорошее. Тут — можно, тут — нельзя. Вокруг нас достаточно много людей, которые не утруждают себя тем, чтобы выдерживать ситуацию, в которой у другого человека может быть иная точка зрения. Им хочется её уничтожить, оспорить, отвергнуть.
С психологической точки зрения подобная активность очень «заразна». Постоянные сообщения о том, что кто-то кинулся кого-то спасать или на кого-то напал, провоцируют нас занять позицию по этой теме, принять чью-то точку зрения. Если мы это делаем, теряя при этом возможность видеть и размышлять над противоположной точкой зрения, если мы однозначно объявляем собеседника врагом — мы в ловушке. Неважно, на какой мы стороне баррикад, — своим агрессивным участием в процессе мы увеличиваем его энергию. Если в государстве начинаются гонения на геев и мы говорим (пишем в соцсетях): «Какой кошмар, давайте все вместе защитим геев, давайте пойдём и побьём этих ужасных гомофобов!» — мы только увеличиваем напряжение между сторонами, подвергая опасности каждого участника конфликта.
— Мне кажется, я не одна полагаю, что могу оставаться хорошим человеком, только если присоединяюсь к одному из «крестовых походов за доброту». А если не присоединяюсь — то, вроде как, и неправильно что-то во мне. Помню, как четыре года назад, когда над Москвой стоял смог, я с болью в сердце читала посты о том, как волонтеры помогают спасателям на тушении пожаров. Я знала, что у меня «кишка тонка» быть там. И мне это не нравилось.
— Призывы помочь и посочувствовать обращаются напрямую к нашей нарциссической части. Если говорить по-простому, то мы попадаемся на крючок гордыни. Все хотят быть хорошими вместо того, чтобы признать, что и без дополнительных «добрых» поступков у нас полно забот. Я сижу у себя в кабинете, принимаю людей. Хорошо, если хватает времени и сил, чтобы позаниматься с детьми. Ещё какие-то личные дела. Ну какие мне пожары тушить? Не могу я! То есть, конечно, я могу поехать, но тогда кто будет вести моих клиентов? Что мне сказать детям? «Знаете, ваш папа поехал тушить пожары, папе надо себя крутым почувствовать»?
Если человек не способен осознавать свои ограничения, конечность своих сил, если ему сложно признавать своё бессилие в каких-то ситуациях — конечно, это будет очень «цеплять». Потому что чувство, которое возникает, когда тот же Facebookсмотришь, — это чувство бессилия. Тут что-то происходит, там что-то происходит, и если я и могу поучаствовать в этих ситуациях, то мой вклад будет ничтожно мал. Никому не нравится это переживать. Все хотят чувствовать себя «на коне».
— Если человек всё-таки, «прошерстив» свои ресурсы, понимает, что у него есть некий процент, который он может отдать на благо другим, то как грамотно распорядиться этим процентом, не сведя его к оголтелой помощи?
— Я могу здесь поделиться только своим рецептом. Я считаю, что, если присмотреться, то вокруг меня, в зоне ближайшей досягаемости, находятся люди, которым моя помощь не помешала бы. И моя позиция такова: если я чувствую в себе этот ресурс, если я его в себе обнаружил, то я пойду и помогу этим людям, которых я знаю, которые мне небезразличны.
Я не очень хорошо понимаю, когда люди говорят, что они сочувствуют идее. Я могу сочувствовать только человеку. Чтобы ему сочувствовать, мне нужно, чтоб это был какой-то человек, которого я вижу или о котором я хотя бы что-то знаю. Я могу сочувствовать кому-то там на другом континенте и почти ничего не зная о человеке, но в намного меньшей степени. Понятно, что к людям, которые находятся рядом, уровень сочувствия больше. Я могу опираться на свои чувства, а не на идеи, принципы или правила.
Вообще сам вопрос про помощь — очень сложный и неоднозначный. Иногда помощью можно просто добить. Можно зафиксировать человека, избаловать, сделать так, чтоб он не развивался, не рос. Тут очень тонкая грань между тем, чтоб помочь, и тем, чтобы посадить к себе на шею.
Мне кажется, эпизодическая отправка денег на какой-то неизвестный банковский счёт — это действие для очистки совести. Человек себе ставит галочку — «я занимаюсь благотворительностью». Помогать «каким-то людям где-то там» намного проще, потому что ты не сталкиваешься с их реальной болью в этой ситуации. Нажал кнопку на компьютере, вещи куда-то поднёс — и всё. А люди, которые рядом с тобой реально страдают, переживают, мучаются… Проще не замечать их, чтобы эмоционально не напрягаться.
Моя позиция — лучше пойти туда, где ты реально знаешь, что нужно, и помочь. Из личного опыта: мои друзья регулярно ездили в один детский дом. Это очень важно: в один и регулярно. Они сначала не знали этих детей, потом нашли, познакомились и стали туда ездить. Они видели, как работает их помощь, куда идут их вещи-деньги, что происходит с теми детьми, которым они помогают, — помощь их развивает или портит. Это была работа, которая требовала усилий, эмоциональной вовлеченности, времени, обязательности.
— Возвращаясь к негативному информационному фону: обсуждая какую-то новость, даже близкие люди могут занять противоположные позиции. Очень больно, когда отношения в семье или в паре портятся из-за политики.
— Мне кажется, что есть один простой тезис, который может помочь: если близкие люди ссорятся до хрипоты, до драки, до развода из-за ситуации на Украине, то важно понимать, что они ссорятся не про ситуацию на Украине. И так про любой другой повод.
Если столько эмоций, чувств, если такие аффекты, то за этим стоит что-то, что реально затрагивает, «цепляет» по-настоящему. Просто внутри этих споров они размещают что-то своё, например, агрессию в отношениях. Они уходят от реальных конфликтов внутри отношений и просто «мочат» друг друга до бесконечности, при этом ничего не проясняя, избегая ответственности. Кстати, очень удобный способ.
Любой серьёзный разговор в семье требует реального эмоционального напряжения, взятия на себя ответственности, риска про это вообще говорить. А про Украину поругаться под телевизор — ну что, нормально. Все друг на друга наорали, реально никто ни за что не ответил.
— Я так понимаю, что если взять общее количество реакций на новости, то процент реакций, которые относится именно к этой новости, очень мал? В подавляющем большинстве случаев это про что-то другое: про человека, его агрессию, отношения с собой, с близкими, отношения в какой-то системе?
— Здесь очень сложно провести границу — что считать моим. Процент привнесения дополнительных эмоций может быть разный. Может, я немножко подмешал в этот коктейль своих личных переживаний, а может быть, всё здесь про меня, и тогда получается взрыв. Мы ведь говорим о реакции на плохие новости, а они уже сами по себе «ядрёные», страшные. И когда мы к этой основе добавляем свои неосознанные переживания, смесь становится огнеопасной. Была просто информация — мы ее пропустили через себя, свой опыт — и на выходе имеем «коктейль Молотова».
— Получается, что и реакция на происходящее, и отношение к оппоненту, высказывающему противоположную точку зрения, — всё завязано на очень взрослом личностном процессе дифференциации. Можешь ли ты отделить мнение человека о чём-то от него самого? Способен ли обнаружить чувства, возникающие по поводу какой-то новости, и направить их в эту тему, а не срываться на других людях?
— Да, это так. И вот что ещё более сложно: надо не просто дифференцировать, но и удержать разные полюса в себе. Вынести напряжение от того, что личность каждого человека состоит из множества элементов, часть из которых мне симпатична, а часть — вызывает отторжение.
То обилие ожесточенных дискуссий, которые сейчас происходят, навело меня вот на какую мысль: мне кажется, что мы живём в таком мире, где «мышца», которая отвечает за дифференциацию, перенапряжена у всех. Когда события на Украине только начинались, я написал у себя в Facebook, что революция — это каникулы для людей. Мы всё время находимся в таких обстоятельствах, где непонятно, что хорошо, что плохо. И в какой-то момент люди, к сожалению, не выдерживают, находят какую-то острую тему и в ней расслабляются, отпускают эту «мышцу». Вот оно чёрное, вот — белое. Вот добро, вот зло. Можно отдохнуть.
Беседовала Вероника Заец
