Что делать с подростком, если кончились воспитательные методики, а ситуация окончательно зашла в тупик? Известный петербургский психолог Екатерина Мурашова рассказывает об этом в своей новой книге «Дети взрослым не игрушки». Публикуем на «Матронах» главу из издания. 

Два шага назад!

В своих материалах и комментариях к ним я, несомненно, об этом уже упоминала. И, кажется, даже не один раз. Но, возможно, была не особенно внятна. И это было «когда-то». А прямо сейчас ко мне то и дело обращаются семьи с похожи­ми комплексами проблем, которые отчаявшимся родителям кажутся нерешаемыми. И «к психологам» они, как правило, обращались не один раз, и «ничего нам не помогло». Но об­ращение к психологу само по себе и не может помочь в таких ситуациях, когда вся семья должна много и довольно долго работать на разрешение проблемы. Тем паче что эти обра­щения сознательно или бессознательно формулируются ро­дителями начиная с оборота «скажите, пожалуйста, как нам сделать так (или даже «сделайте так»), чтобы он… (перестал хамить, начал учиться, не сидел постоянно у компьютера и т.д.)». То есть сразу первая (и роковая) ошибка: обращение направлено на «кого-то». Это «он» или «она» должен изменить­ся. Но мы (каждый из нас) не можем изменить никого. Только себя. Но когда мы меняемся, все вокруг нас тоже меняется. Точно неизвестно как, но меняется неизбежно.

Поэтому я попробую еще раз. Подробно и по порядку. Во-первых, откуда название?

Когда я была маленькой, в нашем «дворе объедков» в са­мом центре Ленинграда каждый день на много часов соби­рался и как-то внутри себя взаимодействовал довольно раз­ношерстный детский коллектив. Дети были 1) разного возра­ста (от 6-ти до 16-ти); 2) из семей разного достатка и разных «уровней интеллигентности»; 3) разные по национальности, воспитанию, умственному развитию; 4) с разными темпера­ментами и степенью агрессивности. Далеко не все дети лю­били друг друга или даже относились нейтрально. Многие кого-то недолюбливали, а некоторые так и прямо враждовали между собой. Но двор у нас был на всех один, кроме врагов, в нем играли друзья и приятели, и пойти «после школы» ку­да-то еще (или тупо сидеть дома) было просто невозможно — вся детская внешкольная социальная жизнь протекала внизу, прямо под окнами. Существовали еще два «соседних двора», но там были свои коллективы, с которыми у «нашего двора» были отдельные, достаточно ксенофобические отношения.

Перечисленных пунктов, я думаю, достаточно, чтобы понять: конфликтов при детском дворовом взаимодействии возникало множество, и самых разных.

Часть из них разрешалась быстро и сразу, без всякого вмешательства со стороны. Кто-то обиделся и ушел (до за­втра), кого-то согласно выгнали из игры за нарушение правил, кто-то кого-то стукнул, а потом помирились и играют дальше. Кто-то с кем-то «раздружился на всю жизнь» (опять же до по­недельника). Потом образовались две временные, враждую­щие и не общающиеся друг с другом коалиции, разрушенные через неделю или месяц чьим-то «предательством» или двумя «перебежчиками».

Все это, описанное выше, похоже на жизнь обычной се­мьи, не правда ли? Разные возраста, характеры, в одном пространстве, далеко не все и не всегда сгорают от любви друг к другу… Ну и по времени также, если не больше: мы же про­водили во дворе, в тесном межличностном взаимодействии по четыре-семь часов в день. А сколько часов в день вы плотно общаетесь не со своим гаджетом, а со своими домашними?

Где-то у меня были результаты моего же собственного эксперимента: среднее время общения родителей со своими детьми-подростками (в благополучных семьях!) — одинна­дцать минут в день.

Могу сказать за себя: два-три раза в неделю по часу с деть­ми и мамой — по телефону, около часа в день лично — с мужем. Еще около двух часов в день — с собакой, сурикатом и прочей живностью. Во дворе своего детства — вот ей-же-ей — я об­щалась гораздо больше.

Иногда (и не сказать чтоб очень редко) в этом дворе за­кручивался спиральный узел общего и нерешаемого на вид конфликта. Все орут, кто-то кого-то валтузит, кто-то пытается их растащить, кто-то уже размазывает юшку по физиономии, в воздухе висят оскорбления по национальному признаку, оценки уровней умственного и физического развития про­тивников и обещания сношений в особо извращенной форме.

И вот в этом-то случае неформальные лидеры двора (обычно это были два-три старших подростка, один из них по­чти всегда во дворе присутствовал в качестве «смотрящего») применяли методику, о которой я веду речь. Они несколько раз особым образом хлопали в ладоши (согнутые чашечкой ладони, получается очень громко, что-то вроде акустического удара) и дико орали: «Все! Сделали! Два! Шага назад!» Задача услышавшего этот призыв была проста. Нужно было немед­ленно прекратить то, что ты делаешь (бить, вопить, отнимать, растаскивать и т. д.), поднять голову, мысленно оценить, где центр потасовки, и от этого центра два раза шагнуть или от­ползти на адекватное двум шагам расстояние (если уже ле­жишь) . Если кто-то призыва не услышал (не захотел ему по­следовать) и продолжал агрессировать, то он моментально оказывался в вакууме (например, молотящим кулаками воз­дух) и тоже, конечно, прекращал — выглядеть невменяемым дураком никому не хочется даже в детстве.

На некоторое время (обычно минута-две) сцена замирала. Кто-то выдыхал, кто-то оглядывался удивленно, кто-то всхли­пывал, кто-то медленно поднимался с асфальта и отряхивал пальто и рейтузы, кто-то продолжал беззвучно бормотать ос­корбления или оправдания себе под нос. Потом лидеры двора шли между замершими фигурами и разбирались (признаю, очень поверхностно — главная их задача была все-таки в оста­новке конфликта, а не в психологическом анализе ситуации): «Это твой мяч? Ты его даешь в общее пользование? Не да­ешь? Тогда вот забирай его и уходи. Это ее битка? Отдай ей! Кто тебе очки разбил? Не видел? И нечего было в очках в кучу-малу соваться! Иди сейчас домой, скажи, с качелей упал…»

Ну и? — спросит читатель. Все это, конечно, мило-этнографично, даже где-то ностальгично, и немного жалко, что се­годня дворов вашего ленинградского детства нет и в помине, а есть только паблики «Вконтакте» и френдлента в «Фейсбуке». Но какое отношение все это имеет к тому, что мой ребенок меня ни в грош не ставит, хамит мне ежедневно, бабушку, которая его вырастила, недавно матом послал и школу про­гуливает, сидя за компьютером по ночам?

Никакого не имеет, если у вас опять — «сделайте так, чтобы он…».

А вот если «делаю я» — тогда самое прямое отношение. Я не знаю, что вы там у себя в семье делали и делаете сейчас, но ситуация однозначно зашла в тупик. Вы уже тысячу раз ему объясняли, «разговаривали по-хорошему», пытались догово­риться и даже по совету какого-то психолога «писали договор и вешали его на стенке» (там было про то, что он каждый день выносит мусор, делает уроки и сидит в компьютере не больше двух часов в день). Однажды вы не выдержали и разбили его телефон об стенку, а он швырнул в вас стаканчиком с каран­дашами. Все бесполезно! Ничего не помогает!

Тогда и именно тогда — «методика двух шагов» со двора моего детства.

— Ситуация зашла в тупик! — признаете и объявляете вы. — Я делал(а) то и это, и оно не помогает — и все мы это видим! Становится только хуже и хуже! Поэтому я для начала просто прекращаю делать все то, что делал (а). Явочным порядком, просто договорившись со всеми взрослыми членами семьи (они наверняка устали от конфликтов не меньше вашего). А ребенка честно проинформировав: не могу больше! Исчер­палась. Устала. Все. Все! Сделали! Два! Шага назад!

Водили до школы под конвоем — перестали водить. Тре­бовали по вечерам показать дневник — не требуем. Отнимали гаджет — не отнимаем. Давали гаджет в обмен на что-то — перестали давать. Орали каждый вечер — перестали орать. Поднимали в школу ведром холодной воды на голову — пе­рестали поднимать. Ласково уговаривали — перестали угова­ривать. Никогда не говорили о чувствах — начали говорить (не ему, в пространство). Задолбали всех своими чувствами — заткнитесь. Простая закономерность: перестали делать все то, что делали на этом поле до того. В пределе:

— Доброе утро, Петенька!

— Спокойной ночи, Петенька!

И все.

Назначили себе (и всем остальным) срок: две, три недели.

Вы (и остальные домашние) в эти недели просто отды­хаете. Встаете с асфальта, оглядываетесь, отряхиваете пальто, вытираете юшку. Разговаривать при этом «о природе, погоде и видах на урожай», разумеется, можно. Если ребенок сам вы­шел на вас с вопросом или проблемой — принять, четко и ко­ротко ответить. Если вопрос: купи мне восьмой айфон, — от­вет: не куплю (это в ваших силах). Если вопрос: можно я поеду к друзьям на дачу с ночевкой? — ответ: я бы не хотела, чтобы ты ехал, но насильно задержать тебя физически не могу (это не в ваших силах), а орать и конфликтовать у меня больше нет сил, решай. Если решение принято в вашу пользу, не за­будьте дать положительную обратную связь — шансы есть, ребенку, подростку ведь тоже хочется удержать, закрепить больше чем на две недели непривычное бесконфликтное су­ществование.

Вот и вся методика.

Сама по себе она не решает ника­ких проблем, но она реально позволяет разорвать «порочный круг» самовоспроизводящихся, изнуряющих и не ведущих ни к чему конструктивному семейных конфликтов.

Но, отдыхая от конфликтов, умственно вы, конечно, ра­ботаете. За эти три недели вам (и домашним) надо сформи­ровать план: как жить дальше? Причем план должен быть на все время, оставшееся до взросления ребенка. Если ему, например, сейчас 14 лет и он учится на твердое два, то план— «до армии», на четыре года. Понять для себя: что вы делаете и чего не делаете? И еще раз: там, в этом плане, нет ничего про «он должен», там есть только то, что делаете вы (и дру­гие родственники). Например: если ты учишься в технику­ме, мы кормим тебя до его окончания. А если не учишься, то в 16 лет даем паспорт в зубы, и идешь устраиваться на ра­боту. Устраиваешься, живем мирно, как взрослые люди, — все нормально, хотя мы, конечно, за образование и всячески будем способствовать, если ты соберешься. Если на работу не устраиваешься, мы минимально кормим (без оплаты ин­тернета) до восемнадцати и до тех пор, пока не сумеем раз­менять квартиру и выделить тебе комнату. Дальше уезжаешь туда, и встречаемся по-американски, на рождественскую ин­дейку. Любая попытка как-то нормально обустроиться в жиз­ни: работа, учеба и т. д. — можешь рассчитывать на нашу все­мерную поддержку.

Или любой другой удобный и выполнимый для вас (се­мьи) план.

Например: да делай ты что хочешь, пока жива, буду тебе по утрам кофе в постель приносить и гаджет включать, а как помру, уж сам обустраивайся, я все равно этого не увижу.

Самое главное — потом вы реально делаете то, что запланировали и о чем честно сообщили ребенку. Если вы сомневаетесь, что сможете сделать то или иное, план изна­чально должен быть другим. Только то, в реальности и испол­нимости чего вы не сомневаетесь.

---

www.matrony.ru