Эта молодая, пышущая здоровьем женщина сидела и, играя ямочками на щеках, азартно рассказывала: «Ой, да я восемь абортов сделала! Мне, знаете, проще аборт сделать, чем зуб вырвать!»
Она была очень обаятельна: румянец на щеках, черные глаза, немного дородная, но с приятной фигурой. И эта игривая улыбка, и поблескивающие зубки!
Я сидела напротив, за казенным столом НИИ, куда меня направили на практику, — совсем молодая девчонка 17 лет, — и исподлобья, но не опуская глаз смотрела, слушая все эти откровения, да и просто бесконечные разговоры болтливых и слегка циничных советских женщин, просиживающих свои честные 8 часов даже тогда, когда делать совершенно нечего.
Я ничего не знала тогда об аборте. Ну, то есть я понимала, для чего он делается, но никакого продуманного отношения к нему у меня не было. Тогда я еще не читала, что на шестой неделе беременности у будущего ребеночка уже пульсирует сердце — то сердце, которое у нас болит, страдает, тоскует, любит… Что на седьмой неделе мозг растет с фантастической скоростью — 100000 клеток в минуту. Что на 12-й неделе малыш начинает активно двигать руками и ногами, кистями рук, пальцами. При этом он размером примерно с лимон, и по внешнему виду мамы сложно догадаться, что внутри нее уже кто-то есть. Нет, ничего этого я не знала: тогда нам не показывали фильмов в школах, я не видела плакатов и брошюрок в женских консультациях, не было интернета, и пикетированием против абортов никто не занимался. Аборт — что это вообще? Что-то немного стыдное, когда «залетела», и надо это быстренько сделать, чтобы никто не узнал. Операция такая. Все.
Единственное, что я знала — аборты (и это правда) в то время делались совершенно без наркоза. То есть по живому. То ли в воспитательных целях, то ли просто «не дошел прогресс». Зубы-то тоже лечили без наркоза. Не зря моя героиня сравнивала эти две, скажем так, «процедуры».
Еще запомнилось, как она так же обаятельно, заразительно похохатывая, рассказывала — будто рисовала маслом, — как гуляет с мужем и сынишкой на его первом велосипеде. Я до сих пор будто вижу эту картинку, так ярко она описывала: аллея, сквозь листву светит теплое солнце, малыш, крутя педалями, уезжает от нее, заботливой мамы, куда-то все дальше и дальше. Отец бежит за ним. «И такие у сына на спине мышцы играют! Прямо загляденье!» — разрумянившись, описывала она.
Я не помню, это было до рассказа про аборты или после. Помню, что не осуждала ее, мне просто противно было слушать все эти подробности. Но с тех пор все время, сколько я вспоминаю эту историю, я вижу этого обласканного, с новеньким велосипедом малыша, несущегося вдаль по аллее… в окружении его восьми нерожденных братиков или сестренок.
Второе столкновение с этой темой у меня произошло немногим позже. Одногруппница как раз «залетела», а поскольку отношения с родителями у нее были очень напряженными, а возраст — достаточно юн, она, особенно не сомневаясь, решила сделать аборт. Прошла всю нужную подготовку, легла в стационар… и очень быстро вернулась оттуда, ничего не сделав.
«Понимаешь, — рассказывала она мне (и тут я почему-то не помню ни ее лица, ни каких-либо подробностей типа ямочек), — я зашла в этом ужасном халатике в такой большой холодный зал, там несколько кресел стоит. И каким-то женщинам уже делают аборт! Я с ужасом огляделась, мне сказали лезть на кресло, я взгромоздилась и прислушалась. И услышала странный хлюпающий звук. Ты прикинь, там чем-то типа пылесоса отсасывают этот зародыш!..»
Девушка она была довольно решительная.
«В общем, я встала, слезла с этого кресла и сказала — все, извините. Я пошла».
Эта случайная неслучайность подарила жизнь прекрасной маленькой девочке… впрочем, которая сейчас, думается, уже прекрасная юная девушка. В которой мама души не чает.
Я не помню, как зовут мою героиню с сыночком на велосипеде. И не знаю, зачем мне столько лет помнить ее лицо, ее рассказ в деталях.
Но недавно я поняла, на кого она мне кажется очень похожей. В известном фильме «Побег из Шоушенка» в какой-то момент появляется эпизодический, но на самом деле очень важный герой. Тот, кто на самом деле убил жену банкира. Банкира, который «за это» оказался пожизненно в тюрьме.
Так вот, этот убийца сидит в камере на корточках и, смеясь не слишком здоровым смехом, рассказывает в пустоту (хотя вокруг люди) — неизвестно кому, неизвестно зачем — о том, что он совершил.
Нет, я не активист пролайфового движения. И мне несимпатичны уже упомянутые мною пикетирования и другие громкие акции протеста. Мне ближе тихие дела некоторых благотворительных фондов, которые просто, к примеру, несколько месяцев снимают квартиру выгнанной из дома юной девушке, чтобы дать ей опомниться и принять решение сохранить ребенка. Почему тогда я написала эту заметку? Просто мне очень грустно, что в мире лишают жизни множество существ размером с лимончик, с головой и сердцем, умеющих двигать ручками и ножками.
