Во время беременности кажется, что главное — дать жизнь малышу. Близкие берегут будущую маму, стараются оградить от проблем и помочь сберечь здоровье. Но вот роды позади, и надо привыкать к переменам.
Маленький ребенок, особенно первый, требует много внимания. Наладить кормление (кормить грудью или смесью?), сон (режим или естественный ход вещей?), разобраться с коликами (качать на ручках, поить укропной водой, закупать беруши?), прогулками (коляска, слинг, балкон, улица?) и так далее — до бесконечности. Даже если кажется, что многое можно узнать из статей о родительстве, практика всегда вносит свои коррективы в теорию. Замешательство и растерянность новоиспеченной мамы, помноженная на ослабление здоровья после родов, привлекают множество экспертов из числа родственников и более опытных подруг. Советы, как водится, противоречат друг другу, внося нотки хаоса в и так царящий бедлам.
В то время как женщина пытается принять новый порядок вещей и хоть как-то разобраться с тревогой, ее муж и отец ребенка проходит свои испытания. Он становится главой семьи и принимает на себя новую ответственность. Коленки потрескивают от тяжести.
На традиционной свадьбе есть обычай: жених и невеста откусывают от каравая. Считается, чей кусок больше, тот и будет главой семьи. В самом начале совместной жизни молодые сталкиваются с темой внутрисемейной иерархии. И если на самой свадьбе это кажется забавным элементом торжества, то в условиях кризиса тема главенства и распределения прав и обязанностей может всплыть опять. Даже если у вас этого каравая на свадьбе не было, как и самой свадьбы, проверьте кладовку, его фантом может ждать там своего часа.
Когда я родила своего первого ребенка, мне нужно было соблюдать щадящий режим. Беречь себя, не носить тяжестей, не наклоняться, не стоять, не сидеть, не ходить много, соблюдать диету. Спасибо, дышать разрешили сколько влезет. Первое, что сказала мне свекровь: «Вставай ночью к ребенку сама, мой сын ходит на работу, ему надо высыпаться». Я очень удивилась: я кормила грудью, ребенок спал со мной на кровати, поэтому было не вполне понятно, зачем бы моему супругу надо было вставать ночью. Через пару-тройку месяцев, когда у малышки начались колики, я оценила дальновидность свекрови: ребенок требовал ходить с ней на ручках днем и ночью. Не успев восстановиться после родов, я начала таять на глазах. Стало ясно, что жить в режиме «я справляюсь сама» невозможно. Но за эти месяцы успел сложиться новый порядок вещей, когда ребенком занималась мама, а папа делал «у-тю-тю» и считал свой долг отца исполненным. Каравай загадочно подмигивал из кладовки.
Изменить уже ставший привычным образ нашей жизни оказалось делом непростым. Начались конфликты. Масла в огонь подливали родители с обеих сторон. Застарелые претензии друг к другу в семьях наших пап и мам вышли наружу и стали фонтанировать, испуская запах сероводорода. Вопрос «кто кому сколько должен и с какими процентами» перешел на глобальный уровень. Когда мы поняли, что на нашу ситуацию старшие родственники транслируют свои обиды и проблемы, то ушли в добровольное изгнание. Через пару дней, в отсутствие помощников, экспертов и советчиков, накал страстей пошел на убыль. Оказалось, что мы с мужем вполне договороспособны и разделить обязанности по принципу «у кого больше сил, тот и делает» можем сами. У меня появилось время, а у мужа — навык сидеть с младенцем. А также стоять, ходить и укачивать.
Потом родился второй ребенок. Бытовые вопросы решались с заметной легкостью, но перестройка уклада жизни снова прошлась по нам, бесшумно лязгая гусеницами. Семья увеличилась на одного человека, привычные роли изменились, обязанности и нагрузка выросли. Мы опять икали откусанным караваем. Не успели мы привыкнуть к тому, что нас теперь не трое, а четверо, как грянула беременность двойней. И это стало очень серьезным испытанием на прочность.
Я была полна уверенности в себе. После двух детей мне казалось, что никакие младенческие проблемы не страшны. Все эти колики, сон, массажи, кормление — я знала, как организую свою жизнь. Старшей было пять лет, среднему два, а младшие бубуськи пребывали в счастливом возрасте гугукающих свертков. Моя самоуверенность дорого обошлась нам всем.
Рассматривая фотографии того времени, я вижу веселую, счастливую женщину с широкой улыбкой. Вот она обнимает детей, вот она навела марафет и задорно подмигивает фотографу. Заподозрить в этой счастливице грядущий нервный срыв невозможно. Понять, что она спит 4-5 часов в сутки с перерывами на кормления (час-полтора), нельзя. Глаза блестят, губы смеются, маникюр всегда свеж. Я не просила помощи у мужа и не жаловалась. Я считала, что я справляюсь. Я совершенно перестала прислушиваться к себе, находясь от хронического недосыпа в каком-то странном состоянии сознания. Все тревожные звоночки мной игнорировались. Это не могло закончиться хорошо.
Когда я сворачивала грудное вскармливание двойняшек, мне пришлось отселиться в другую комнату. Утром муж стал жаловаться на недостаток сна: девочки просыпались, просили пить, он поил их компотом и успокаивал. Только уложит одну, просыпается вторая, только разобрался с ней, пришло время просыпаться первой. И так по кругу. Может, я рано решила заканчивать кормить их грудью? Вот тут-то меня и сорвало. И понесло, ветром гонимую, в необозримые истерические дали.
Я помню ошеломленное лицо мужа в тот момент. И помню свое ошеломление: он что, ничего не подозревал? Так мы и смотрели друг на друга, выпучив глаза, а вокруг бегали дети, летали бабочки и порхали единороги, вытягиваясь косяком и покидая наш дом навсегда.
На пережевывание нового куска семейного каравая нам потребовался год. Каравай горчил и царапал губы, — за годы засох, бедолага. Мы работали челюстями, как бобры. Нам было ради чего стараться, мы все еще любили этих странных знакомых незнакомцев.
Новый распорядок нашей жизни порой вызывает вопросы: как, супруг соглашается оставаться с детьми, а ты можешь одна уехать на море? Как, ты отпускаешь мужа на рыбалку, а сама сидишь с четырьмя, бедняжка? Как, ты учишься и работаешь, пока муж развозит детей? Как, твой муж может засидеться с друзьями за полночь, а ты не беспокоишься? Как, как, как?
Все просто. У нас был выбор: поперхнуться куском чужих представлений о правильной иерархии и дрыгаться в конвульсиях. Или найти свой способ комфортного сосуществования. Можно было копить недовольство, помнить злые слова, сказанные в сердцах. Можно было простить друг друга за недоверие, за черствость, за страх, за обиды. И пойти навстречу. Конвульсии — проще. Не надо договариваться, пытаться услышать друг друга, продираться через чужие оценочные суждения, искать компромиссы.
Но оно того стоит. Потому что это наша, собственная семья. Из которой мы выкинули остатки каравая. Кто в 21 веке вообще ест караваи?
