Почти год назад я проснулась ночью от странного ощущения в животе. Мышцы пресса сжались в спазме, дышать было трудно. В комнате было темно, рядом спал муж. Внезапно мне показалось, что сама темнота пульсирует, в груди все сдавило, ощущение ужаса стало непереносимым, хотелось кричать. Кричать я не стала. Однако оставаться с этим одной было выше моих сил. Я разбудила мужа. Мы немного поговорили, я смогла расслабиться и заснуть. Наутро проснулась разбитой, мышцы ныли, как после изнурительных упражнений, голова болела. В 34 года я впервые по-настоящему пережила то, о чем до этого слышала от знакомых: паническую атаку.
К сожалению, первая атака была далеко не последней. К этому времени я уже начала работу с психологом и ожидала от процесса разве что планомерных улучшений своего состояния. Я хотела легко засыпать, крепко спать, перестать все время плакать, ощущать свои чувства и снова полюбить то, что когда-то радовало. Паника, как жуткий дракон, подстерегала меня на каждом шагу, нападала из-за угла, заставляя испытывать страх перед самим страхом.
За прошедший год я немного изучила своего дракона. Я поняла, что нуждаюсь в помощи, и смогла о ней попросить – это было труднее всего.
Танцы со страхом
Сейчас я понимаю, что боялась всегда. Я боялась с самого раннего детства, скрывая тревогу от себя самой. Я молилась, часами читая Псалтирь и заучивая наизусть молитвы на церковнославянском – тексты я понимала не всегда, но зато после чтения обычно расслаблялась и могла поиграть или лечь спать. Я помню, как почти до 5-го класса просыпалась и кричала по ночам, а потом долго не спала, скрывалась от темноты, натягивая на голову одеяло и оставляя в нем крошечную щелочку, чтобы можно было дышать. Помню, как в 13-14 лет практически не выходила из дома в выходные и каникулы, потому что боялась подойти к кому-то и начать разговор. Или еще страшнее – что кто-то подойдет ко мне и заговорит со мной.
Вспоминаю, как в 18 лет попробовала спиртное и впоследствии активно расслаблялась в компаниях, где можно было позволить себе не думать о ночной темноте. Я провоцировала окружающих, носила при себе нож, лазила по заброшенным стройкам, тусовалась с панками, ездила на недельные ролевки в леса, уезжала в другие города с байкерами. Я поверила, что стала очень смелой. Мне почти удалось забыть жалкую маленькую девочку, дрожавшую по ночам под душным одеялом. В 19 лет я впервые попала в опасную для жизни ситуацию, потом снова и снова. Меня забавляло собственное бесчувствие: я вспоминала ситуации и не чувствовала страха. Это означает, что я бесстрашная, думала я. И снова во что-нибудь ввязывалась.
В очередной раз, оказавшись на волоске, я решила одуматься и хоть как-то отблагодарить Бога, спасшего меня. С Его помощью со спиртным удалось завязать.
С 23 лет меня стали накрывать приступы дикой тоски. Это было состояние какой-то совершенной пустоты, в которой не было никого и ничего. Самое страшное, что там я не чувствовала присутствия Того, Кому когда-то молилась, читая Псалтирь и молитвослов. В такие минуты хотелось забиться в угол и выть от ужаса, как дикий зверь. Все теряло смысл – работа, отношения с близкими, мечты, любимые занятия. Все это внезапно растворялось в нахлынувшей пустоте. Иногда, идя по улице, я обнаруживала, что плачу.
В 25 я вышла замуж, и леденящий ужас на какое-то время забылся. Однако через несколько лет он вернулся и стал сильнее. Временами я проваливалась в угольно-черную яму и вновь начала бояться темноты. Я снова задумалась о спиртном, не находя способа пребывать в сознании. Страх перед черной ямой сменялся ужасом одиночества и покинутости.
Каждый раз, выбравшись из ямы, я бралась за телефон, чтобы записаться на прием к психологу, и каждый раз откладывала телефон в сторону. Один раз я даже отменила уже назначенную встречу. Страх обманывал меня, бесследно исчезая каждый раз, когда я собиралась кому-то рассказать о нем. На приеме у психолога я порой чувствовала стыд, все мои переживания казались ненастоящими, нереальными, как будто все это мне просто приснилось. Я научилась убегать в работу. Я работала по 6 дней в неделю, по 9-10 часов в день, практически ничего не ела. Когда и этот ресурс истощился, в промежутках между приступами тревоги и тоски добавилась апатия.
Год назад мое состояние ухудшилось настолько, что уже не удавалось скрывать его от окружающих. Кто-то из друзей пытался делать вид, что ничего не происходит, с кем-то я прекратила общение. Я никуда не ходила, все больше молчала и металась от приступов ужаса к приступам бешенства и обратно. Наконец мне порекомендовали психолога, и я решила в этот раз что-то сделать с драконом, терзавшим меня. Для начала – рассказать о нем.
Родом из детства
Я поняла, что ничего не могу вспомнить о своем раннем детстве, как будто у меня его никогда не было. Даже свои студенческие годы я помнила очень выборочно, как через пелену. Воспоминания прорезались нескоро, но их наплыв был стремительным.
Я вспомнила ужас перед родителями, издевательства, наказания, побои и унижения. Перед глазами снова вставали сцены жестокости, беспомощности, насилия, отчаяния. В ушах слышались крики, проклятия, угрозы. Я никак не могла понять: как мне удалось все забыть, как будто этого никогда не было? Как я могла забыть, как мать таскала меня, четырехлетнюю, за волосы и уши и хлестала по лицу, крича, что я дрянь и кусок грязи? Как отец в тот же период бил меня ремнем и заставлял по нескольку часов стоять в углу, захлебываясь рыданиями, до тех пор, пока они не переходили в судороги? Как он угрожал наказать меня, если я буду молиться? Как мать бросила в меня бритву и порезала мне руку? Как в гневе ударила меня металлической кружкой по голове? Как отец, напившись, издевался над младшим братом, и я плакала и задыхалась, крича и проклиная его? Как потом лежала в кровати, мучаясь от жара и странной боли в сердце?
Воспоминания чередовались со вспышками дикого гнева и ненависти. Страх в это время забылся настолько, что я стала почти такой же агрессивной, как в юности. Поэтому я поверила, что победила его навсегда. Я поверила, что дракон уже мертв. Проходили месяцы, я вспоминала все больше. Свои воспоминания я записывала в тетрадь, и сейчас она почти закончилась. Постепенно я начала осознавать, что мои воспоминания реальны. Потом пришла боль. Она была такой огромной, что о страхе и панике я больше не вспоминала. Существовала только боль. Иногда она была острой, и хотелось кричать, чтобы выплеснуть ее. Иногда она была тупой и давящей. Иногда она отступала, и я понемногу понимала, что снова могу чему-то радоваться. Я снова видела солнце и небо, радовалась снегу, дождю, улыбкам других людей. Я снова поверила, что смогу быть счастливой. И тогда страх вернулся.
Дракон жив
Примерно через полгода после начала терапии я вновь начала ощущать знакомые с детства спазмы в животе. Они случались все чаще, и наконец наступило время, когда я неделями просыпалась рано утром от смутной тревоги и страха. Я начала искать допущенные ошибки: может быть, терапия прошла неудачно? Может быть, я переутомилась? А что, если я просто не выдержала сильных переживаний и навредила себе? За прошедший год многое в моей жизни изменилось, у меня появились люди, с которыми я могла поговорить о своем страхе, созвониться или встретиться в случае необходимости. Отношения с мужем улучшились, мы стали больше слушать и поддерживать друг друга, научились более качественно проводить время вместе. Я уменьшила количество работы, отладила расписание, оставив в нем время для терапии и общения. Стала регулярно и более здорово питаться, соблюдать режим, бегать по утрам и ухаживать за собой. Я продолжала при возможности выходить на природу и ходить в походы, снова начала читать любимые книги, впервые за много лет взяла в руки гитару. Я даже смогла понять, насколько мне нужен Бог, и стала наслаждаться нашим с Ним новым общением, Его поддержкой и заботой.
Что же пошло не так? Отчего дракон вернулся, отчего я снова испытываю панику перед сном и с утра? Я начала тревожиться перед работой, а уж заняться самообразованием не было никакой возможности: страх сковывал при первой попытке сесть за компьютер или учебники. Мой дракон вошел во вкус: он шипел на меня, когда я ходила за продуктами, когда смотрела кино, когда ложилась спать, когда читала новости или беседовала со знакомыми.
Чуда не произошло, решила я. Терапия, группы поддержки, молитвы, паломнические поездки и участие в церковной жизни, любовь мужа – все это не помогло. Что делать дальше? Сдаться на милость дракона? Но пребывание в постоянной тревоге было настолько мучительно, что без препаратов и других «гасилок» и думать о капитуляции было нечего. Препараты я принимать не хотела, поскольку такой опыт был и для меня оказался абсолютным тупиком. Антидепрессанты нельзя пить круглый год, а эффекты при остановке у меня были такие, что повторять цикл не хотелось. Другие способы отвлечься, вроде спиртного или компульсивного шопинга, давно не работали. Трудоголизм и лихорадочная одержимость домашними делами тоже оказались в прошлом, поскольку моя жизнь очень поменялась к лучшему за время лечения, и я, в отличие от Гамлета, совсем не готова была ставить все на карту, чтобы «…уснуть, забыться…».
И тогда я решила изучить повадки моего дракона.
Путь воина
К своему удивлению, я поняла, что довольно часто принимала драконий голос за здравый смысл. Например, поменяла несколько работ, даже не попытавшись договориться о более выгодных для меня условиях. Не отвечала на хамство и агрессию клиентов, считая свое поведение бесконфликтностью, мудростью и смирением. Я работала за минимальные деньги под лозунгом благородства и помощи нуждающимся, которые при этом зарабатывали не хуже, а то и лучше меня. Поддерживала общение с неприятными мне людьми, мотивируя это правилами вежливости и пользой, которую мы приносим друг другу. Продолжала угождать родственникам, никогда не проявлявшим любви или теплого отношения ко мне, объясняя это семейным долгом. Я уходила и сдавалась, не желая бороться, – и постепенно дракон узурпировал все сферы моей жизни. Отныне, где бы я ни была и чем бы ни занималась, я не могла чувствовать себя безопасно.
Первое, что мне пришлось сделать, – признать, что мое отношение к людям в моей жизни прочно укоренено в страхе и крайне нездорово. Признание далось нелегко, поскольку разбивало все мои иллюзорные представления о себе как бескорыстном, тактичном, бесконфликтном и альтруистичном человеке. После этого дракон активизировался, и я узнала, что первый мой страх назывался так: страх оказаться плохой.
Следом за ним всплыл страх оказаться недостаточно хорошей, что не совсем то же самое. Я боялась стать плохой в тех сферах, где приходилось менять уже сложившиеся отношения с людьми, но еще меня страшило оказаться недостаточно хорошей там, где нужно было начинать что-то новое.
Работа над чувствами дала результат: я стала размораживаться и вновь остро ощущать радость, счастье, увлеченность, боль, гнев, зависть, печаль, грусть. Тут дракон снова показал зубы, и я поняла, что панически боюсь проявления сильных эмоций, поскольку иногда это может сделать меня плохой. Пару раз эти проявления действительно были очень сильными, тогда к страху добавились давящее чувство вины и стыд. А дальше вся эта веселая компания (страх быть плохой, страх оказаться недостаточно хорошей, страх сильных эмоций, вина и стыд) начала подключаться ко всему, за что бы я ни бралась. К примеру, решаю заняться уборкой. А дракон уже шепчет: все равно как следует не сделаешь, к тому же к работе опять не подготовилась на 150%. Как же будут бедные твои ученики? Они что, виноваты, что ты решила дома убраться? Вот и стыдись теперь.
Помогало в этом случае общение. Я взяла себе за правило сразу же звонить кому-то из знакомых или друзей и проговаривать свои чувства. Если не было возможности позвонить, я наговаривала аудиосообщение и просила ответить по возможности. Общение научило меня, что не я одна борюсь со своим драконом – у других он тоже есть. Я обязательно старалась молиться, особенно своими словами, в течение дня, чтобы поддерживать связь с Богом в трудных для меня ситуациях. Когда ощущала приступ паники, старалась выделить время для радости или игры – послушала музыку, немного потанцевала, сыграла песню на гитаре или на работе в игровой комнате попрыгала. Смотришь, и полегчало.
Частенько я совершенно случайно находила отличные книжки, где описывалось ну прямо один в один то, что я чувствовала. Сейчас как раз читаю такую книжку: Владимир Леви, «Азбука здравомыслия». В подобных книгах даются хорошие инструменты и упражнения, которые мне очень помогают.
Через полгода мне удалось выйти на контакт с мамой, поговорить о своих чувствах. Мама сумела принять их, сейчас мы можем общаться более открыто и работать над нашими отношениями, постепенно идя к прощению. С отцом разговор пока не состоялся.
Я писала себе письма, прописывала положительные утверждения, разговаривала сама с собой. Я начала понимать, что Бог не убьет моего дракона за меня, но Он может дать мне оружие и научить сражаться.
Теперь я знаю, что дракон – мой страх – все еще здесь, он еще жив и будет раз за разом атаковать меня. Нет панацеи, волшебного лекарства или амулета, способного избавить от него без борьбы. Но я не одинока – я могу говорить с другими и узнавать, как они побеждают своих драконов. У меня есть мой Бог, Он дает мне силу и идеи. С каждой новой победой я становлюсь сильнее. Иногда я буду проигрывать, но любой проигрыш можно обдумать и превратить в победу. Мой выбор – быть воином, идти дальше, не сдаваться и верить, что рано или поздно дракон будет убит.
Примечание. Автор выражает свое собственное мнение и опыт и ни в коем случае не призывает отказываться от медикаментозного лечения острых тревожных состояний.
