В советских детях, как мы помним, любили воспитывать нестяжание и щедрость. В песочнице мамы то и дело заставляли делиться своих чад совочками и формочками. «Маша, почему ты не делишься с Сережей своими формочками, ай-ай, какая жадная девочка!» Однако не припомню, чтоб мама Маши делилась с бабушкой Серёжи своим автомобилем или квадратными метрами. Впрочем, бабушка Серёжи тоже не выносила во двор пироги, которыми так вкусно пахло по субботам.
Если бы мама Маши и бабушка Серёжи знали, что формочки, совочек и юла для малышей такие же сокровища, как для взрослых их румынский гарнитур и польские сапоги, то, скорее всего, просто отстали от детей с упрёками. Но они не знали.
Конечно, нам от этого не легче. Разгребать эти авгиевы конюшни всё равно придётся. Так что давайте начнем говорить про ресурсы. Эмоциональные или материальные — тут даже не важно. Главное, что советским людям вообще сложно говорить на эту тему, а начать с чего-то надо. Так что сегодня предлагаю немного углубиться в историю. Есть такой непреложный закон психологии. Прежде чем разобраться с собой, важно вынуть из шкафов все семейные скелеты и достойно их похоронить. Пусть покоятся с миром.
За иллюстративным материалом тоже далеко ходить не буду. У меня достаточно обычная семья, но меж тем и достаточно показательная. Расскажу о том, с каким багажом я подошла к решению этого вопроса. Просто сухие факты, без эмоций. Им еще рано, они запрятаны слишком далеко в коллективную память.
Я вспоминаю одну историю, которая случилась в моей семье в поколении прабабушек и прадедушек. Вот представьте себе. Вполне себе зажиточные однодворцы (это такие землевладельцы, которые обладали личной свободой и правом найма людей на работу, а за это несли военную службу, охраняли южные границы империи и в случае военных действий шли на войну), крепкие хозяйственники, которым после раскулачивания и нескольких лет жизни в колхозе чудом удалось сбежать, обманом получив свои паспорта. Естественно, всё нажитое было оставлено, жизнь спасали.
Только обустроились на новом месте у родственников, как снова надо переезжать. Строительство Иваньковского водохранилища (известного в народе как Московское море) — и всё. «А мама моя там осталась, под водой, кладбище затопили», — вспоминала прабабушка. Ее же (и еще несколько женщин из их села) однажды чуть не расстреляли за кражу картошки с государственного поля. Повезло просто, случился форс-мажор в селе, не до них стало.
Еще одна моя прабабушка умерла от послевоенного голода. Ее муж погиб на войне в первые месяцы войны. Офицер, в июне 41-го находился в Латвии. Я читала воспоминания выживших в их дивизии (таковых почти не было). У них не было ничего, кроме воли к победе. В списках числится пропавшим без вести, так как до сентября 1941 года вообще не велось никакой документации, не до того было.
Еще одна моя прабабушка похоронила одного мужа, отправила на фронт другого (сначала попал в плен и провёл несколько лет в ИХ лагерях для военнопленных, выжил, дождался победы и прямиком отправился в НАШИ лагеря, потому что советские люди не сдаются, не был дома 10 лет) прабабушка о нем ничего и не знала, но дождалась, работая в колхозе. Иногда она могла сказать что-нибудь вроде «а вот сейчас уж сложно жару переносить, а раньше, бывало, привезут нас в поле, свёклу пропалывать, и вот поле до горизонта, и солнце палящее, и хорошо если воды привезут. А если не привезут, то хорошо если лужа где в низинке есть, то из лужи пили, через платочек, чтоб мусор и червяки не попались».
Я уже молчу о коммунальных квартирах, где всё общее. О наших детсадовских и школьных туалетах, о талонах, дефиците, щедрых дарах Большого брата в виде очередей на квартиры. Это всё вообще стёрло границы представления о собственности.
Какие ресурсы, говорите? Коллективная память сохранило только одно. Не до жиру, быть бы живу.
Я пыталась объяснить своим заморским друзьям что-то про русских и их отношение к ресурсам таким образом: «Пока в Европе и штатах люди учились сохранять и приумножать деньги, в Союзе русские учились бороться и выживать. Разные задачи. Так что у русских своё отношение к будущему и стабильности, зато мы рисковать умеем». Мои заморские друзья на всякий случай напугались и сказали «О, Боже! Как нелегко быть русскими».
Я сейчас невольно рассказала про один из законов травмы. Русскими быть и легко, и нелегко одновременно. Мы травмированы на всю голову, но психика человека так устроена, что чем больше травма, тем больше психических ресурсов, чтоб ее преодолеть. И это — хорошая новость.
Травматики очень живучие, особенно если доступ к этим ресурсам вывести в сознание, перестать выживать и начать уже заниматься тем, что давно освоили мои заморские друзья — ресурсами распоряжаться. Только для этого надо понять, что они у меня вообще есть.
Для того чтобы продать что-нибудь ненужное, всегда нужно купить что-нибудь ненужное. А для того чтобы делиться, важно знать, что у тебя этого добра если не как гуталина, то по крайней мере с достатком. Детям очень важно побыть эгоистами и понять, что формочки, совочки, куклы — это моё. Что у меня что-то есть, и я вам это не дам. Или дам, если хочу. Есть разница между тем, чтобы поощрять тот факт, что ребенок делится, и ругать за то, что ребенок жадничает. Наши родители часто не могли нас этому научить, потому что сами такими навыками не владели. К счастью, мы можем научить этому и самих себя тоже.
Я прекрасно помню, как переживала во взрослой жизни этот недостаток ресурсов. Мне реально было сложно что-то отдавать, начиная от эмоций и заканчивая подарками. А ещё сложнее мне было принимать подарки, заботу, комплименты. Мне всё время казалось, что существует такой незримый счёт, и если мне что-то сделали, то это не безвозмездно, не даром, а потому что им от меня что-то тоже надо. А у меня ж ничего нет!
Есть такое понятие — вина выжившего. Сложно думать о вкусной еде и наслаждаться ей, когда твоя прабабушка умерла от голода. Сложно принимать подарки, когда твои родственники принимали в основном пинки от мироздания. Сложно позволить себе испытывать радость жизни, если знаешь, что мамы и бабушки делали аборты, и толпы братишек и сестрёнок, дядюшек и тётушек никогда не увидят этот мир.
Но правда в том, что им не нужны наши жертвы. Никто не собирается выставлять реальные счета. Более того, все они могут только порадоваться, что у нас есть намного больше ресурсов, чем у них. Единственно, в чём действительно нуждаются наши не по своей воле героические предки — это в памяти. Адекватной памяти.
Когда-то я поняла, что своими лишениями и стенаниями, своей болью и своим запретом на использование ресурсов я строю незримые памятники тем, кто прожил эту страшную эпоху. Но намного лучше поставить им метафорический памятник. Раскопать в архиве фотографии, поминать на литургии тех, кого можно поминать. Дать имена нерождённым. И научиться уважать их судьбу.
Мы не знаем, почему им выпало прожить свою жизнь именно так. В жизни есть какой-то иной смысл, который мы никогда не сможем постигнуть своим умом. Можем только принять и отдать должное их выдержке или их выбору. Порой жестокому и бесчеловечному. Они выживали, как могли. Для того, чтобы мы научились жить.
В следующей колонке я расскажу о том, как отношения с ресурсами разворачиваются на личном уровне, а пока предлагаю одно простое упражнение. Соберите воедино всю информацию о своих недавних предках и той истории, которую они пережили. И просто прямо-таки выписывайте на бумаге все те факты, из-за которых вам стыдно перед вашими предками. А потом прочитайте и попробуйте представить, что вот они все, стоят за вашей спиной и говорят вам: «Мы пережили это, мы справились как смогли, это наша судьба. Мы не в обиде, что у тебя жизнь лучше, мы, наоборот, очень рады. Иди вперед, хватит уже оглядываться на нас и демонстрировать своему будущему спину. Мы благословляем тебя. Самое лучшее, что ты можешь для нас сделать — прожить свою жизнь с радостью и научить этому своих детей. Вперед!»
