На роковое УЗИ я пришла вместе с мужем — это было всего второе совместное УЗИ за всю беременность. Как чувствовала, что этот раз будет особенным.
Основные показатели были в норме. Даже моя многострадальная плацента, несшая тройную нагрузку, не показывала признаков старения. И вдруг врач, делавшая УЗИ, напряглась. Она заметила, что одна из девочек периодически пережимает пуповину сестры — со всеми вытекающими последствиями: падение сердцебиения, гипоксия и т. д.
После УЗИ я пошла на прием к своему врачу, которая встретила меня словами:
— Девчонки-то твои хулиганят.
— Ну… воспитывать будем, значит, — попыталась отшутиться я.
— Воспитывать их теперь будем мы, — сказала мне врач, строго сдвинув брови. И пока я пыталась понять, что это значит, она добавила:
— В общем, смотри. Я бы тебя прокесарила прямо сейчас. Но я тебе дам время морально подготовиться. Подождем до утра.
Моей первой мыслью было — не дамся! Слишком рано, они еще маленькие! Я не хочу, я не готова!
— Алена, — сказала мне врач, — пусть лучше они будут немного недозрелые, но ЖИВЫЕ.
Это подействовало. Рисковать жизнью детей я не хотела. К тому же муж занял твердую позицию: раз врач говорит надо, значит, надо. Не зря же мы так долго выбирали врача — чтобы было, на чей опыт и интуицию положиться в критической ситуации. К тому же, добавил он, посмотри на себя — ты уже еле ходишь и еле дышишь!
Фото из личного архива автора
Меня отвели в предродовую, и с большим трудом подключили к аппарату КТГ — не так-то просто оказалось поймать три сердцебиения сразу, да еще и прицепить датчики к моему огромному животу.
Заснуть мне так и не удалось — во-первых, я боялась операции, во-вторых, извелась, пытаясь понять, правильно ли мы поступаем. Может быть, надо отказаться от кесарева? Подождать еще неделю-другую, чтобы малышки подросли? Они такие маленькие, им так хорошо у мамы в животе, зачем, зачем доставать их так рано?
Хотя мысли сбежать через окошко не отпускали меня до самого конца, так я на этот шаг и не решилась. Утром меня отвели в операционную. В ней было яблоку негде упасть: анестезиолог, три команды неонатологов, медсестры, да еще и съемочная группа — врач решила сделать видеозапись рождения редкой монохориальной тройни для истории. Не хватало только моего мужа: почему-то его так и не пустили в операционную, и мы оба до сих пор по этому поводу переживаем.
Роды я помню как в тумане: боль от анестезии, резкий запах спирта, негромкие голоса врачей — и первые крики моих дочек. Мне дали их поцеловать, записали имена, а потом увезли в детскую реанимацию.
Надо сказать, что несмотря на прекрасных врачей и отличные условия, кесарево мне совсем не понравилось. Не понравилось быть пассивным участником событий. Совсем не понравилась невозможность встать после операции и сильная боль, из-за которой я складывалась пополам еще две недели.
И, тем не менее, я готова убить любого, кто скажет мне, что кесарево — это какие-то не такие роды и я родила не «сама». Может быть, кесарево требует от мамы меньше усилий во время собственно процесса появления детей на свет — но это с лихвой компенсируется теми усилиями, которые надо затратить на послеоперационное восстановление и налаживание ГВ.
Ну и самое главное: рождение детей — это всегда чудо. Даже если они рождаются путем КС. Я всегда буду помнить момент появления на свет сына — и точно так же я всегда буду помнить появление на свет дочек. Потому что это настоящее волшебство.
***
После операции меня отвезли в палату интенсивной терапии. Врач, делавшая операцию, заглянула приободрить меня: «Алена, они идеальные. Розовые, длинноногие. Я же тебе говорила, что все будет хорошо?»
Через пару часов после операции, когда я смогла сесть, муж посадил меня на офисный стул на колесиках и повез в реанимацию — посмотреть на девочек.
Именно этого момента я больше всего боялась во время беременности. Увидеть своего ребенка в кувезе, с иголками в тоненьких ручках, с зондом в маленьком ротике, всю в датчиках и проводах. Терзаться мыслями — ей больно? Страшно?
Тем более они были такие крошечные! Хотя вес, с которым девочки родились, и считается неплохим для тройняшек — 1730, 1690, 1730 — малышки были такие тоненькие и изящные, что казались больше похожими на кукол, чем на человеческих детенышей.
Немного примиряло с суровой реальностью то, что детям в реанимации надевали смешные разноцветные вязаные шапочки. При виде такого очарования было просто невозможно думать о плохом.
А еще там были отличные врачи — спокойные, уверенные, суперпрофессиональные. Уже на второй день мне разрешили брать девочек на руки для выхаживания по методу кенгуру и без проблем брали сцеженное молоко.
***
Имена мы придумали заранее. Так было проще осознать, что в моем животе действительно живут три маленьких человека. Надо бы, конечно, придумать какую-нибудь красивую легенду — что имена у нас в роду, или приснились, или еще что-то в этом духе; но на самом деле мы с мужем однажды вечером взяли с полки справочник русских имен и составили список. Он оказался коротким — так что выбирать особенно не пришлось.
Впрочем, вру: Антониной звали мою прабабушку, и в какой-то момент я почувствовала, что самую бойкую из девочек надо назвать именно этим именем. Между прочим, имя для меня в свое время придумала именно прабабушка.
Имя Вивея очень понравилось мужу — он твердо решил, что у него будет дочка с таким романтичным именем, означающим «жизнь». Ну а мне оставалось только свыкнуться с этой мыслью.
Имя Иоанна мы выбрали, стоя в глухой пробке на МКАДе и читая по пятому кругу календарь имен, — может, конечно, у нас помутилось сознание из-за духоты и выхлопных газов, но нам обоим показалось, что Иоанна — прекрасное имя. К тому же у меня с ним хорошие ассоциации: Джоанной — сокращенно Джо — звали мою первую начальницу, настоящую суперженщину. Я буду только рада, если наша Джо вырастет такой же сильной и смелой.
***
Дальше мне предстояло наладить ГВ. Оказавшись после кесарева в палате и немного придя в себя, я написала консультанту по ГВ: когда начинать сцеживаться? И она ответила: прямо сейчас. Тут я, конечно, немного скисла, потому что полостная операция есть полостная операция. Но сейчас я очень рада, что не поленилась и не стала слушать советов медсестер «поспать и восстановиться».
И я начала сцеживаться. Каждые три часа, по будильнику. Через боль, превозмогая усталость.
Когда твой ребенок в реанимации, ощущаешь очень сильную беспомощность. Он лежит там совсем один, такой маленький и беззащитный. Его жизнь в руках врачей и медсестер — а тебе остается только ждать. Единственное, что я могла сделать для девочек, — обеспечить их грудным молоком. И я отнеслась к этой задаче со всей возможной серьезностью.
В первые дни молозива на троих не хватало, и малышек докармливали смесью, но с пятого дня мы полностью перешли на грудное молоко. Эх, сказал бы мне кто лет десять назад, что я буду кормить тройню! Это я-то, с моей миниатюрной декоративной грудью! Остается только лишний раз восхититься возможностями человеческого тела.
***
Спустя несколько дней малышек перевели на второй этап выхаживания, а меня выписали из роддома.
Наступили непростые дни. Следующие две недели я разрывалась между старшим сыном, который очень скучал по маме, и малышками, лежавшими в больнице. А кроме того, каждые три часа надо было сцеживаться. Первую неделю было особенно тяжело — очень болел шов от кесарева, я ходила с большим трудом. Спасало только то, что живот, перерастянутый за время беременности, так и не сдулся до конца. Вообще-то этот факт меня совсем не радовал, но зато в метро меня принимали за беременную и уступали место.
Я ездила к девочкам каждый день, держала их по очереди на руках, привозила молоко. По выходным ко мне присоединялся муж, и мы сидели в обнимку с малышками вдвоем. С мужем было веселее: на нем помещались две малышки сразу, так что мы могли «кенгурить» всех троих одновременно.
Для выписки им надо было набрать вес, научиться самостоятельно дышать, поддерживать температуру тела и сосать из бутылочки или из груди. И они справились отлично — научились всему меньше чем за две недели. Я страшно ими гордилась.
Почему-то я ужасно боялась инфекции — видимо, потому что много читала об опасностях инфекций для недоношенных. Каждый день я заходила в бокс с замиранием сердца, боясь не увидеть одну из девочек. К счастью, все обошлось, и 8 июня нас выписали домой.
Квест «отвези домой тройню» мы прошли не без труда — оказалось, что на заднее сиденье нашей машины не помещаются три кресла, так что одно пришлось ставить впереди. Я кое-как примостилась сзади между двумя креслами и всю дорогу боялась, что девочки проснутся и начнут плакать. Но малышки образцово-показательно спали всю дорогу до дома.
Когда твои дети в больнице — это тяжело, даже если они в принципе здоровы, как в нашем случае. Мне было ужасно сложно уходить и оставлять их там одних (пусть и под присмотром медсестер).
Зато в какой-то момент, прямо посреди больничного коридора, до меня вдруг дошло: Матерь Божья, у меня четверо детей! Четверо прекрасных, здоровых детей! Какая же я счастливая!
И даже во время самых тяжелых приступов усталости и отчаяния я стараюсь об этом не забывать.
Продолжение следует.
Фото Марии Жи
ПОДПИСАТЬСЯ НА СЛЕДУЮЩИЙ МАТЕРИАЛ ЦИКЛА «ЗАПИСКИ МАМЫ ТРОЙНИ» МОЖНО тут.
Все колонки Алены Хмилевской о жизни с тройняшками читайте по тегу «записки мамы тройни».
