Интернет-знакомая пригласила меня в другой город в гости на выходные. Вначале я несколько смутилась: на ее страницах в соцсетях были только цитаты из святых отцов, фотографии монастырей, краткие рассказы о делах милосердия и русские народные песни. Я опасалась встретить на другом конце провода особу идеально-православную, не вписаться в ее благочестивый мир и не найти общего языка.
Но билет все-таки был куплен, и вечером пятницы я вышла из автобуса в новых незнакомых краях. Знакомая ждала меня на автовокзале, но я не сразу догадалась, что это именно она. Я представляла ее себе строгой молитвенной одинокой девушкой лет 25-30, а она оказалась веселой, живой, спортивной и очень худой дамой лет пятидесяти.
Мы забросили рюкзак с моими вещами в ее квартиру и отправились гулять по городу. Путь наш лежал через красивый исторический центр с базарной площадью и кафедральным собором, живописную набережную, а потом через улицы старых одноэтажных домов с уютными двориками. Как объяснила мне знакомая, мы, конечно, совершали по городу обзорную экскурсию, но главная цель нашей прогулки — это пирожные. Ее самые любимые пирожные, с которых она всегда начинает день.
На другом конце города, уже в районе новостроек, нас ждала кондитерская — самая правильная в городе кондитерская по мнению моей знакомой.
— Нина Николаевна, вам как всегда: кольцо с творогом и эклер? — спросила продавщица.
— Да, Светочка. Но сегодня у меня гости, поэтому я возьму еще кусочек медовика. И коробку перевяжите, пожалуйста, красной ленточкой.
Какое-то время они с продавщицей говорили еще о погоде, политике, выборах и наглых домашних котах, которые ничего не знают о ценниках в магазинах и требуют еды все больше.
Поздно вечером мы с Ниной вернулись к ней домой. Коробку с пирожными она отправила на полку холодильника — до утра, потому что вечером их есть вредно, а на ужин вынула из духовки запеченные овощи.
Утром я узнала, что Нина Николаевна — морж. То есть, осеннее купание, конечно, трудно назвать моржеванием, но купается она вообще-то круглый год. Несколько раз в неделю она встречается с единомышленниками в 7 утра на городском пляже и плавает. Суббота — как раз такой день, «день здоровья». Я задумчиво ковыряла пляжный песок носком ботинка, в то время как бодрые бабушки и дедушки весело плескались в октябрьских речных волнах.
По возвращении с пляжа — завтрак. Завтрак для Нины Николаевны — самый плотный прием пищи и целый ритуал. Обязательная каша. Творог от знакомых фермеров, ни в коем случае не магазинный. К творогу — домашнее варенье. Правильно заваренный и хорошо настоявшийся чай. И на десерт — те самые пирожные. Нина Николаевна просит меня перерезать красную ленточку на коробке. Это выглядит очень торжественно, похоже на открытие выставки или на разрезание торта во время свадебного пира. Хозяйка делит каждое из трех пирожных на две части, и мы наслаждаемся местными кондитерскими шедеврами.
После завтрака, при свете дня, Нина проводит для меня экскурсию по своей квартире. Каждый предмет обстановки у нее имеет обязательный эпитет «любимый». Любимый цвет мебели, в который окрашена вся мебель. Любимые цветы на окне. Любимая кастрюлька, тарелка, чашка. На полке — книги любимого писателя. На дисках — только любимые песни. Любимый вид на реку из окна. И, конечно, верная компаньонка — любимая кошка любимой окраски и с любимым характером. Все то, что не удостаивается в ее мире титула «любимый», немедленно отправляется на помойку.
Я уже поняла, что круг друзей Нины Николаевны весьма и весьма широк. И утром, и вечером ее телефон не успевал остыть между звонками. «Сейчас найду кого-нибудь, кто отвезет нас в монастырь. Ты же хочешь посмотреть наш монастырь?» — спросила она и отправилась исследовать в телефоне свою длинную записную книжку.
Отвезти в монастырь на своей «Шкоде» нас вызвался Дима. Я ожидала увидеть ровесника Нины, мужчину лет 50-60. Вопреки моим прогнозам, Дима оказался весьма симпатичным холостым молодым человеком лет 30. Я подумала о том, как часто совсем юные и внешне очень красивые девушки жалуются, что у них «никого нет». Ни друзей, ни поклонников, ни товарищей мужского пола для лыжной прогулки в полном опасностей лесу… А у почти пенсионерки Нины Николаевны есть полная записная книжка друзей. И в ней, в том числе — красавец-автомобилист Дима, который готов приехать по первому ее зову и отвезти ее, куда ее душеньке угодно.
Нина Николаевна звонит игуменье. Игуменья — тоже ее добрая приятельница. Дима довозит нас до святой обители минут за сорок. Мы смотрим старинную церковь, а потом идем пить чай в трапезную.
Я привыкла думать, что в монастыре нужно терпеть и смиряться, а уж приезжие паломники — это вообще шваль, недостойная даже держать в руках монастырскую половую тряпку. С этими мыслями я сажусь пить втроем с Ниной и игуменьей чай. Дима курит где-то на улице. Сестра в сером подряснике приносит нам кипяток, пакетики заварки и блюдце полузасохших сушек.
— Мать Фотиния! Ну мать же Фотиния! — громко, полушутливо-полусерьезно возмущается Нина. — У тебя что, вообще ничего в запасах нет? Не верю. Требую сыра, мягкого свежего хлеба и варенья! Я знаю, что у вас есть варенье!
Игуменья считает нужным исправиться и отправляет сестру назад на кухню за хлебом, сыром и вареньем. Мы пьем чай с бутербродами, обсуждаем церковные новости, и я записываю в монастырский помянник очень много имен о здравии и о упокоении.
Я думаю о том, что Нина Николаевна имела отличные шансы для того, чтобы стать очень несчастным и сломанным человеком. Одинокая женщина за 50, живущая в глубоко депрессивной вымирающей провинции, откуда разбегаются все, у кого еще остались деньги на билет до Москвы. Работающая преподавателем в местном техникуме — вряд ли за ту зарплату, на которую можно было бы жить безбедно. У нее должен, просто обязан быть какой-то секрет: почему она такая особенная? Почему она не просто никому не нужная, всеми забытая баба Нина с потухшим взглядом и в бесцветном пуховике, а яркая, живая Нина Николаевна на велосипеде, притягивающая людей как магнит? Что заставило меня приехать к ней в гости за сотни километров?
— Двадцать лет назад я умирала от рака, — рассказала мне Нина Николаевна за вечерним чаем. — Я не должна была выжить, у меня не было шансов. С моим диагнозом не живут. Как раз тогда в нашем районе открыли монастырь. Я не была тогда особо верующим человеком, но из последних сил приехала туда и молилась перед иконой Богородицы. Это была моя последняя надежда. И я выжила и выздоровела. Это было чудо, Божье чудо.
А потом я задумалась: если еще сколько-то лет жизни подарено мне Божьим чудом, то разве я имею право прожить эти годы плохо, несчастливо, не так, как мне хотелось бы? Я приняла решение, что отныне в моей жизни будет только вкусная еда, только красивые вещи, только приятная музыка, только веселые, интересные и духовные люди.
Я многое в своей жизни поменяла. После смерти мамы я обменяла квартиру на меньшую, зато с видом на реку. С детства мечтала о балконе с видом на реку. Я пошла преподавать в техникум, потому что очень люблю молодежь. Я купила компьютер, подключила интернет, начала знакомиться с новыми людьми, даже с иностранцами, приглашать их в гости и слышать от них, что наш «захолустный» городок — на самом деле очень красивый. Я вырастила Мурку из крошечного котенка — от нее столько радости!
А еще я начинаю каждый день с пирожных. Я обязательно прошу продавщицу класть их в праздничную, подарочную упаковку с красной ленточкой, потому что каждый мой день — это праздник и подарок. Каждый день я разрезаю ленточку и благодарю Бога за чудо.
— Но сегодня ты попросила меня разрезать ленточку.
— Это потому, что твоя жизнь — тоже чудо. И каждого из нас.
По просьбе героини истории, все имена изменены, а город и река оставлены безымянными.
