Дислексия, дисграфия, дискалькулия — специфические расстройства чтения, письма и счета у детей, которые мешают им хорошо учиться в школе. Такие дети по-другому воспринимают информацию: зачастую они видят текст в виде наложенных друг на друга букв или меняют буквы местами, не видя разницы. Но эти особенности не влияют на умственные способности — более того, люди с дислексией нередко имеют интеллект выше среднего и могут обладать ярким талантом. Среди них много ученых, политиков, бизнесменов, писателей, художников: Альберт Эйнштейн, Стив Джобс, Уинстон Черчилль, Энтони Хопкинс и Пабло Пикассо имели подобные проблемы с обучением. Согласно зарубежным исследованиям, дислексия, дисграфия или дискалькулия встречаются у одного из 5 учащихся. О том, что это такое и чем помочь ребенку с особенностями, рассказывает Мария Пиотровская, основатель и учредитель Ассоциации родителей и детей с дислексией.
Мария Пиотровская
Мария, дислексия — это все-таки болезнь или особенность развития?
Это не болезнь, не то, что лечат таблетками. Мы говорим о различных трудностях в обучении. Ученые считают, что в мире примерно 30 процентов людей с подобными особенностями. Однако эти особенности не считаются нормой в наших школах. Может быть, потому, что мы по-настоящему не знаем, что есть норма. Не так давно человечество научилось читать, чтобы эти нормы утверждать.
Неизвестна дислексия, к сожалению, только у нас в России. А вот во всем мире ее успешно изучают и даже собирают ежегодные конференции, порой не уступающие по числу участников экономическому форуму в Петербурге! Впрочем, и в России дислексия давно исследуется нашими замечательными учеными, но такое ощущение, что происходит это в другой, параллельной вселенной, потому что до обычных школ и поликлиник информация не доходит. Поэтому почти никто из родителей, педагогов и учителей — то есть тех, кто должен на местах этой проблемой заниматься, — о ней не знает.
Это не голословное утверждение: недавно мы начали социологический опрос совместно с фондом «Наше будущее» и Министерством просвещения и получили такие данные: 61 процент опрошенных специалистов и родителей о дислексии даже не слышали. Ожидаем похожих результатов в учительской среде. Представляете себе масштабы?
Какие последствия это может иметь?
Ничего по-настоящему страшного в дислексии нет, если вы информированы. Как раз этим наша ассоциация и занимается. Два с половиной года назад мы решили, что самый верный путь помочь детям с трудностями обучения — рассказать как можно большему числу людей о проблеме и подключить к ее решению государство в лице Министерства образования. Да, можно было, конечно, организовать центр реабилитации, и даже два или три, но ребенок из такого центра неизбежно попадет потом в школу, а в школе произойдет ровно то, что пережил мой собственный ребенок. Классическая история непонимания и неприятия.
Это личная история? Можете поделиться?
Конечно, с согласия дочери — ей сейчас 15, и она хочет стать нейропсихологом, активно участвует в наших проверочных тестах, много читает об этой проблеме. А когда Ксюше было семь, она была активным, умным и трудолюбивым ребенком, но в первом классе оказалось, что она очень долго делает домашнее задание, очень медленно читает и постоянно жалуется на головные боли. Я вообще ничего не понимала: я знала, что мой ребенок вполне мотивированный и сообразительный, но что происходит с ней, когда она начинает читать? На первом же занятии с репетитором по английскому я получила ответ на свой вопрос. Опытный педагог сразу поняла, что у Ксюши дислексия. И сказала об этом мне. Я, честно говоря, испугалась: что за зверь такой? Откуда? Но оказалось, все не так страшно.
Это такая особенность развития: ребенок испытывает трудности при чтении. Представьте, что буквы в слове все время меняются местами, причем не раз и навсегда, а каждый раз по-новому. Таких детей надо учить читать не по слогам, а словами целиком. Очень помогает писать слова разными цветами. Совместно со специалистом ребенка можно адаптировать. Но когда я, воодушевившись, пришла со своими новыми знаниями в школу, учителя мне попросту не поверили, сказали, что я оправдываю лень своего ребенка. Я попросила выступить перед педагогами прекрасного компетентного нейропсихолога. И ее подняли на смех, попросту нахамили! Учителя не были готовы воспринимать информацию, если она не исходит от Министерства просвещения. И я забрала дочь на домашнее обучение и продолжила занятия со специалистами.
Это какие-то особые специалисты, не обычные логопеды, которые ставят звуки?
Как раз логопеды. Они не только звуки должны уметь ставить, но работать с дислексией, дисграфией и дискалькулией — всеми трудностями обучения. Проблема в том, что сейчас логопеды идут по пути узкой специализации и действительно занимаются в основном постановкой звуков речи — подрезают уздечку, да и все. Сегодня принято ругать Советский Союз, а я скажу: в СССР тест на скорость чтения был как раз способом раннего обнаружения дислексии. Детей, которые его не проходили, направляли к логопеду, ребенок занимался со специалистом и адаптировался.
И куда же делись теперь все эти чудесные профессионалы?
К сожалению, они практически исчезли. Очень сложно найти такого специалиста. В поликлиниках их больше нет, из школ сокращают по финансовым соображениям. В то же время детей с такими особенностями развития становится все больше и больше.
А в чем причина роста? Откуда вообще эта особенность берется?
Точного ответа мы не знаем. Есть много научных гипотез: это и генетическая предрасположенность, и травмы, и другие особенности развития. Каждый случай особенный, как отпечаток пальца! Важно знать другое: это не социально обусловленные причины. Такие дети могут родиться и расти и в семье высокообразованных людей, и в любой другой. И эта особенность никак не отражается на их умственных способностях — интеллект сохранный. Поэтому до школы никто и не подозревает, что с ребенком что-то не так.
И вот он отправляется первый раз в первый класс, приходит из школы, и родители удивляются, почему он так неаккуратно пишет: «зеркалит» буквы, начинает строчку с букв нормального размера, а к концу они у него вырастают в два раза. Долго делает домашнее задание, отвлекается. Все дети записывают задание с доски целиком, а ваш ребенок — половину. Начинает читать предложение и к концу уже не помнит начало. Или постоянно забывает повсюду свои вещи. Ребенка начинают ругать и стыдить. Учитель берет его тетрадку и демонстрирует классу, все смеются. Или его вызывают к доске читать, а он не может — мычит, мучается, продирается сквозь буквы, как сквозь густой лес. И ему приклеивают ярлык «лентяй» — и это в лучшем случае! А то и «дурак», «дебил». Но вы-то знаете, что он очень сообразительный, схватывает буквально на лету. Вспомните, в вашем классе обязательно было 2-3 ребенка, которым не давалось чтение, но при этом хорошо шла, скажем, математика, или они были звездами школьных спектаклей и праздников. Это дети с тонким чувством юмора, которые сидели на задней парте и смешили весь класс меткими замечаниями.
На сайте ассоциации вы пишете, что дислексия встречается у 10 процентов населения, преимущественно у мальчиков.
Да, и при этом на 800 ребят с дислексией приходится всего один специалист-логопед! Я это не придумываю, это официальные данные:
«На сегодняшний день в России 58 процентов детей имеют логопедические проблемы, при этом на одного педагога-психолога приходится 850 учащихся» (Ольга Васильева, 2017, Минобрнауки).
И что же делать родителям, если они заподозрили, что у ребенка дислексия?
Прежде всего — встать на сторону ребенка, поддержать его, помочь справиться. Сегодня алгоритм такой: найти специалиста и пройти тесты, убедиться в том, что дислексия есть, а потом начать заниматься. Понимая, что специалистов сейчас крайне мало, наша ассоциация совместно с Министерством просвещения и российскими учеными, которые все эти годы не переставали заниматься этой проблемой и искать пути ее решения, в скором времени запустит онлайн-курс по повышению квалификации. Разработан он под руководством доктора педагогических наук, профессора Маргариты Русецкой и состоит из 9 модулей, рассчитан на 72 часа занятий. Среди преподавателей такие известные ученые, как профессора Татьяна Черниговская, Марьяна Безруких. Причем на него можно записаться не только педагогам, но и родителям. В отличие от педагогов, родители не получают квалификации, а лишь свидетельство о том, что прослушали курс. Но теперь родитель сможет разобраться и правильно реагировать на школьные результаты своего ребенка. И пригласить на курс специалиста из школы или поликлиники, если тот тоже хочет разобраться.
А почему онлайн?
Если бы такой курс был один и очный, мы не смогли бы охватить столько людей, как планируем сейчас: всю страну не обучишь так быстро. Когда мы ездили по России с мастер-классами, стало ясно, что это капля в море. Люди нас слушали, воодушевлялись, а потом эйфория проходила, и дети оставались при тех же двойках-тройках в школе. Родители звонили нам, писали: спасибо, конечно, но что же дальше? И вот тогда мы решили делать все серьезно — на официальном портале. И дальше педагоги, пройдя курс, могут официально диагностировать эту особенность и работать с дислексией по-настоящему. Рабочая группа при Министерстве образования уже готовит и скоро выпустит методики для школ — список послаблений и рекомендаций для детей с особенностями развития речи. Например, мы рекомендуем не вызывать таких детей к доске читать вслух, давать им больше времени на выполнение проверочных работ, не снижать оценки за характерные ошибки в тетрадках.
Получается, что вы соединяете две параллельные вселенные — науку о дислексии и тех, кто имеет непосредственное отношение к проблеме дислексии: учителей, родителей и врачей?
Так и есть. Мы как раз посередине. И оказывается, что для успеха операции не надо даже особенных грандиозных вложений. Надо просто обновить знания педагогов, адаптировать школьную систему и просвещать родителей.
Известно, что у Пабло Пикассо, Агаты Кристи и Стива Джобса была дислексия. А у нас в стране есть известные люди с этой особенностью?
Да у нас такие половина актеров или успешных директоров! Например, я как-то прослушала интервью с Евгением Стычкиным и поняла, что у него дислексия. Он прошел тесты, диагноз подтвердился. Но в нашей культуре взрослые люди сами не будут в этом признаваться — им неудобно, стыдно, неуютно выставлять себя в таком ущербном, что ли, свете. Именно поэтому нам кажется таким важным информировать общество и говорить о том, что в дислексии нет ничего стыдного. Помните, как раньше переучивали леворуких в школе, чтобы писали правой рукой? А теперь быть левшой так же нормально, как правшой. И никто от этого не страдает. Кроме того, дети с дислексией должны знать, что у них есть компенсаторные возможности, которые открывают им новые области применения их ума и способностей. Не все они гении, конечно, но все способные и умные.
Вы только представьте: 20 миллионов человек, 30 процентов детей могут лучше учиться — получат те же права, что их сверстники. Родитель или педагог своевременно заметит такого ребенка, предупредит и назначит дополнительные занятия, которые гарантированно помогут ему нормально учиться. А главное, в школе ему не будут снижать оценку за характерные повторяющиеся ошибки, не убьют веру в себя и не озлобят. То, что в Министерстве образования нас сразу услышали и поддержали — я думала, что будет сложнее! — уже говорит о том, насколько это важное и нужное дело. Радует, что у нас все это сдвинулось с мертвой точки.
Если не ошибаюсь, в этом году в октябре у нас в стране пройдет Неделя осведомленности о дислексии?
Да, как и во всем мире, с 4 по 11 октября в России пройдет первая международная неделя. Ее поддержит Государственный Эрмитаж и фонд «Наше будущее», где будет организовано пространство для общения с родителями и педагогами, трансляция. Хотелось бы, чтобы это событие стало ежегодным, чтобы такие мероприятия освещали СМИ. Чтобы как можно больше людей прочитали, услышали, поинтересовались, задумались об этой проблеме. Когда я была в США на ежегодной конференции по дислексии, я была поражена не только ее масштабами, но и фактами, которые там озвучивали.
Например, в Америке в каждом штате свои законы и свое отношение к дислексии. И в тех штатах, где с такими детьми занимаются, в подростковых тюрьмах находится всего 27 процентов детей с трудностями обучения и СДВГ. А там, где этому внимания не уделяют, — 78 процентов.
У нас такой статистики, конечно, нет, но вы только подумайте: в одной Москве 2,5 миллиона детей и взрослых с выраженными трудностями обучения подвергаются риску пожизненной неграмотности и социальной изоляции. Дети-то креативные, способные, умные! Вот и начинают бунтовать против социума, который их отторгает. Отсюда так много противоправных действий с их стороны. Согласитесь, что лучше направить их энергию в мирное русло…
Беседовала Юлия Комарова
