В январе этого года в Москве случилось сразу два громких события. Первое — у Нилуфар Мамасаидовой, гражданки Узбекистана, из-за отсутствия документов изъяли годовалую дочь Манишу. Ребенок провел 16 дней в больнице, в разлуке с мамой, после чего дочь матери вернули. На этом видео запечатлена их первая встреча после расставания, и на нем видно, что ребенок плохо идет на контакт с мамой, практически не откликается на ее сигналы.
Второй случай — органы опеки и попечительства и сотрудники полиции изъяли из приемной семьи 10 детей. Основанием для решения послужило сообщение воспитателей детского сада, обратившего внимание на синяки одного из детей, которые, по их мнению, появились в результате побоев отца. Восьмерых детей поместили в больницу для лечения, двоих отправили в приют. К детям несколько дней не допускали родителей.
В то же время в обсуждении решения полиции и органов опеки в социальных сетях можно было встретить как возмущенные и сочувствующие комментарии, так и удивление по поводу случившегося резонанса: «Из-за чего столько шума?! Никто ведь на ребенком не издевался, так что ничего страшного не произошло».
Что в действительности происходит с ребенком, когда его хотя бы на несколько дней разлучают с мамой или другим близким взрослым? Как реабилитировать ребенка после длительного расставания — будь то экстремальная ситуация вроде описанной, или, например, вынужденное пребывание мамы в больнице? Комментирует Ольга Писарик — мама 4-х детей, известный психолог, спикер, ученица и коллега всемирно известного канадского психолога Гордона Ньюфелда, автора набирающей все большую популярность модели психологического развития личности на основе привязанности.
В русскоязычном интернете Ольга известна как активный популяризатор теории привязанности, создатель интернет-сообщества родителей «Заботливая альфа», директор русского отделения Института Ньюфелда, автор многих статей и популярной брошюры «Привязанность — жизненно-важная связь».
Ольга, любое ли расставание мамы с ребенком травматично для малыша?
В первую очередь, надо понимать важность связи между ребенком и близким для него взрослым. Необязательно мамой, но в рассматриваемой ситуации именно мама, Нилуфар Мамасаидова, является основным заботящимся взрослым для своей годовалой дочери Маниши.
Дети появляются на свет очень незрелыми, и их выживание напрямую зависит от наличия вокруг них хотя бы одного взрослого, которого ребенок признает «своим». Без контакта и близости мозг новорожденного получает сигнал, что выживание невозможно и отказывается от дальнейшей борьбы за жизнь.
Есть исследования, посвященные организации ухода за новорожденными отказниками в США, Румынии и Северной Корее. Младенцы находились в проветриваемых помещениях, получали достаточно света и сбалансированное питание, но их не брали на руки. Уровень смертности в таких приютах достигал больше 90%, в разы больше, чем уровень смертности новорожденных, рожденных в самых бедных и грязных кварталах.
Контакт и близость дают младенцу надежду на выживание, отсутствие контакта и близости является сигналом к сворачиванию проекта под названием жизнь.
Дочка Нилуфар Мамасаидовой, к счастью, не новорожденный младенец и не настолько остро зависит от непосредственного физического контакта с мамой, но она все еще очень мала, чтобы разлука с мамой не стала для нее тяжелым потрясением. Да, физически о ней заботились, но заботились чужие люди, те, кто не являлся для Маниши «ее» взрослым, те, кому она не доверяет!
Последствия такой «заботы» были хорошо описаны еще в середине прошлого века английским психологом Джоном Боулби и даже получили диагноз «госпитальная депривация».
Маленькие дети, помещенные в больницу без родителей, вначале очень горевали, отказывались есть, не подпускали к себе медперсонал и безутешно плакали, но через несколько дней умолкали, становились безынициативными, безразличными к медицинским манипуляциям с собой, «покладистыми». Медперсоналу становилось легче делать свою работу, и считалось, что ребенок «привык».
Когда такого «привыкшего» ребенка навещали родители, он отворачивался от них, не мог смотреть им в глаза, убегал и прятался, вся та внутренняя энергия, которая раньше была направлена на поддержание контакта и близости с родителями, теперь направлялась на избегание и отталкивание этой близости.
Таким образом, любое внезапное разлучение ребенка со взрослыми, к которым он привязан, — травматично. По мотивам исследований Джона Боулби английскими психиатрами и психотерапевтами Робертсонами были сняты документальные фильмы об особенностях переживания ребенком горя от расставания с матерью. Наиболее известный из этих фильмов — «Джон». Полуторагодовалого ребенка родители отдали в Дом малютки на 9 дней, чтобы мама могла родить второго ребенка и дождаться выписки из родильного дома.
Фильм в свое время вызвал настолько большой резонанс, что именно после его выхода и широкого обсуждения в Англии были изменены законы: родителям стали разрешать находиться с детьми в больнице. До этого ребенок находился в больнице один, а родители навещали его раз в три дня.
Многие выросшие в советские годы (да и в 90-е годы, когда был популярен доктор Спок с его идеей не брать детей слишком часто на руки, не откликаться на плач ребенка по первому зову и т.п.) люди считают, что такая система воспитания вполне успешна, ведь «нас так воспитывали, и мы же выросли нормальными людьми». Что вы думаете по этому поводу?
Да, нас так воспитывали, и мы выросли, но посмотрите вокруг: вам нравится общество, в котором мы живем? Вам нравятся те люди, которые вас окружают? Вам нравятся те полицейские, которые, вместо того чтобы решать проблему, фактически пользуются беззащитностью женщины, дабы повысить рейтинг раскрываемости преступлений, отчитаться перед начальством о хорошо проделанной работе. Честно говоря, я не вижу ничего хорошего в том, как нас воспитали.
Произошедшая с детьми ситуация с научной точки зрения хорошо описана, этим психологическим исследованиям уже много лет, но, к сожалению, они по-прежнему непопулярны в нашей стране.
Вы можете быть согласны или не согласны но так есть: если маленького ребенка забирают у мамы, он испытывает стресс, сравнимый со стрессом при столкновении со смертью. Контакт и близость равны выживанию, а разлука является сигналом опасности.
Ребенок сталкивается с ощущением, что контакт и близость могут исчезнуть, я могу потерять своего, заботящегося обо мне взрослого. Если ему кажется, что мама может куда-то деться, он переживает точно такие же эмоции, как когда мама куда-то девается. Конечно, это еще зависит от психологической устойчивости ребенка. Разные дети одно и то же событие будут переживать по-разному.
Реакция на столкновение с разделением — настолько древний, архаичный механизм выживания, который в нас буквально «вшит», что он и у взрослых действует точно так же. Другое дело, что взрослые не настолько, хотя бы физически, зависят от других взрослых. Но взрослые переживают разлуку сходным образом. Если вашего мужа внезапно заберут в полицию или армию, то вы тоже будете испытывать шок и стресс, это тоже будет для вас травмой — несмотря на то что вы взрослая женщина. И спектр эмоций, когда он к вам вернется через 16 дней, будет похожим. Но все-таки поскольку вы взрослая, вы можете рефлексировать, осознавать ситуацию, помнить, держаться за те чувства, которые были до того, как близкий человек исчез. Ребенок этого не может.
Как нужно было бы действовать органам опеки и сотрудникам полиции, когда, с одной стороны, по правилам невозможно оставить детей с родителями, а, с другой стороны, они понимают, что внезапная разлука нанесет им травму?
Прежде чем забирать ребенка у родителей, нужно установить какие-то отношения с ребенком: найти других родственников или позволить маме сопроводить детей в социальное учреждение, чтобы мама их успокоила, чтобы мама сказала: «О вас там позаботятся какое-то время, подождите несколько дней, я за вами приеду». Как-то облегчить детям пребывание в больнице или приюте, организовать это по-человечески.
Ведь если даже мы оставляем ребенка с бабушкой или с тетей — мы же не выдворяем его из автобуса на остановке в надежде, что те его подберут. Мы общаемся, разговариваем, утешаем, обещаем скоро вернуться.
Если ситуация не настолько экстремальная, если не полиция изъяла ребенка, а, например, мама легла в больницу и неделю не виделась с ребенком. Как восстанавливать привязанность после этой разлуки?
В посте в социальных сетях, который сопровождал видео встречи Нилуфар и ее дочери после 16-дневной разлуки, писали, что травма такого рода подобна тому, как если бы ребенку отрезали руку или ногу. Я с этим не согласна, ведь если отрезать руку, она больше не вырастает. Здесь же ситуация другая. Мозг все-таки — это система гибкая, пластичная, и ничего непереносимого для человека не бывает. Другое дело, что здесь и сейчас, после разлуки мы действительно встречаемся с другим ребенком — он не идет на контакт и близость, отталкивает нас, не признает нас.
Надо понимать, что дома родитель столкнется с букетом эмоций, который связан непосредственно с пережитым опытом. Когда ребенок немного оттает и начнет признавать родителя, у него будет повышенная агрессия, будет повышенное стремление к контакту и близости, когда он скорее всего вцепится в маму и не будет ее отпускать. Даже если раньше он спокойно мог без нее играть по несколько часов, то теперь он будет за ней ходить хвостиком, будет на ней виснуть, будет закатывать истерики, когда мама будет без него куда-то уходить. У ребенка будет очень много тревоги. Этот букет эмоций, который мы называем сепарационным комплексом или комплексом разлучения, будет, и его нужно просто учитывать, для того чтобы потихонечку налаживать отношения. Для того чтобы день за днем показывать ребенку: «Я твоя мама», «Все в порядке», «Я рядом, я близко, о тебе есть кому позаботиться», «Не волнуйся, расслабься, я никуда не денусь, я всегда буду твоей мамой, все будет хорошо».
Мы не можем ожидать, что мы получим прежнего ребенка с прежними реакциями, такого же, каким он был до разлуки. И нужно это обязательно учитывать. Например, мы не можем ожидать, что ребенок будет спокойно спать всю ночь, как это было до этого, или что он будет таким же ласковым, улыбчивым. То есть, нам нужно будет довольно активно и продолжительно компенсировать этот стресс, эту трагедию в жизни ребенка.
При этом это нельзя назвать чем-то сложным, каким-то чудом — нет, компенсация и адаптация ребенка после разлуки вполне нормальный и естественный процесс и базируется на научных данных психологии. Возможно, ребенок даже в итоге станет более сильным и психологически устойчивым, чем до травмы. Но это все-таки задача родителя: мы не можем ожидать от ребенка, что он будет сам как-то пытаться привести себя в состояние баланса. Задача родителя — обеспечить ему нужные условия.
Какими именно должны быть эти условия?
Я бы рекомендовала то, что называется гнездованием. Я бы старалась носить ребенка на руках, быть с ним вместе в постоянной, стабильной среде, переживать в этот период адаптации как можно меньше перемен. То есть «закуклиться» с ребенком и дать ему ощущение контакта и близости с собой больше, чем даже он ожидает, больше, чем ему нужно. Дать с лихвой. Показать ему, что все в порядке, все хорошо.
Если надо, то носить его на руках, в слинге. Если ребенок большой, и, допустим, болит спина, то побольше лежать рядом. Постараться не планировать сразу же походы в садик и школу — выделить время только для меня и ребенка, чтобы поработать над нашей связью, нашим контактом. Отказаться от выхода на работу прямо сейчас, от каких-то других планов, поездок. Точнее, можно куда-то поехать, но именно для того, чтобы постоянно быть рядом с ребенком. Дать ему как можно больше ощущения, что он любим, ощущения надежности, напитать его этим. «Мама рядом, мама всегда с тобой, не волнуйся. Это был исключительный случай. Да, меня не было, но сейчас-то я рядом. Мама всегда придет. Если мама уходит, мама всегда приходит, всегда возвращается, мама никогда тебя не бросит» — такого рода послания должны от вас исходить.
Подводя итог, скажу, что на жизнеспособность, психологическую стойкость ребенка влияет очень много факторов, и невозможно делать однозначный прогноз о том, как пережитая травма повлияет на конкретного ребенка. Но общая закономерность состоит в том, что чем младше ребенок, чем дольше разлука, тем больше стресс и тем большее влияние он оказывает на его жизнь. Но это не значит, что эту травму невозможно компенсировать, если мама или другой близкий взрослый приложат усилия — то все возможно.
Беседовала Анастасия Храмутичева
