Во время обеденного перерыва Ирина коллега Алена всегда звонит маме. Ее мама живет в поселке, куда Алена раз в месяц приезжает в гости. Алене 20, она на 5 лет младше Иры, уже замужем, и подруги есть, а вот поди ж ты, все равно с мамой каждый день разговаривает.
«Мама, мамочка», — от Алениного нежного голоса у Иры сладко во рту, как от меда, и локоны у нее медовые, и кожа фарфоровая, а глаза цвета августовского вечера, от них тепло даже зимой, когда они вдвоем идут от работы к остановке по заснеженному городу. «Потому что мамой любима», — с восхищением думает Ира, а у самой щемит сердце от того, что ее мысли о маме не такие теплые.
Мама запила, когда Ире было 10, до этого были и совместные чтения книг, и секретики, и ласка, но все это забылось, в памяти остались только побои и жуткие ругательства (самое «вежливое» обращение было таким: «Я тебя, тварь, сейчас урою, всю жизнь калекой будешь»), и пьяное, обессилевшее тело, которое девочка обнаруживала по утрам на маминой кровати.
Сейчас Ира взрослая, работает, любимое дело, друзей много, все говорят, что она хорошая и необыкновенная, а внутри у нее — маленькая девочка, которая не может простить маму. Ну как тут простишь? Ведь самый важный, самый нужный, самый главный человек причинил такую боль. Ира была так рада уехать из этого ада после школы и забывать об этом каждый день своей взрослой жизни, занимая мысли работой, общением и добрыми делами, но почему-то это никуда не уходило.
Алена пришла на работу и хвастается подарком — муж золотые сережки подарил — тонкие лепестки с камушками-капельками росы. Камушки сверкают, а глаза ее еще ярче, будто к цвету сумерек августа прибавилось предзакатное море, которое Ира увидела впервые совсем недавно — решилась осуществить детскую мечту.
У Ириной мамы тоже были сережки. Единственный дорогой предмет в их деревенской бедной жизни. Золотой завиток с прозрачным простым камушком. Перешли ей от бабушки, и мама обещала, что потом они и Ире достанутся по наследству. Это фраза «по наследству» так нравилась девочке, она переносила ее из мира плохо пробеленных и закопченных от печки серых стен и грязных окон туда, где относятся с уважением не только к людям, но и к вещам.
Внезапно девушка вспомнила — пьяная мама достает из кармана завернутые в грязную тряпочку сережки. «Вот возьми, это тебе на 18-летие, я все равно пропью, а ты сбереги. И еще… прости, что я такая», — она наклонилась к дочери, но та отошла, не захотев обнять мать, от которой несло спиртом.
А вот сейчас комок в горле — ей стало жаль маму, так же жаль, как ту маленькую девочку внутри себя, недолюбленную и побитую, которая не понимает, в чем она провинилась и почему ей больше не хочется жить. Захотелось обнять эту малышку, зареванную, взлохмаченную, в глазах которой жажда признания того, что она тоже достойна любви. И уже непонятно, кто это был, — сама Ира или ее мама, которая вдруг показалась ей не пьяным мучителем, а таким же несчастным, ненужным ребенком, не познавшим материнской любви.
— Мама, привет! Как твои дела?.. У меня все хорошо. Сегодня на работе Ира такая странная была, я утром показывала девочкам сережки новые, а она вдруг обняла меня и говорит, что любит меня, что я самая хорошая, самая красивая, что я очень нужна в этом мире и что она не бросит меня. Как будто она не мне это говорила, а какому-то маленькому ребенку и заплакала потом. А сейчас ходит и улыбается.
А Ира вспоминала море, которое накрывало ее своей волной с привкусом меда, подаренным солнцем свободолюбивой воде, смывая с девушки городскую пыль с ее прошлыми обидами, даря прохладу новой жизни, возвращая память о детских мечтах. Когда прощаешь, начинается новая жизнь, в которой не страшно исполнять самой собственные мечты из непрожитого, но все-таки не потерянного детства.
