…Шла в женскую консультацию, шла осторожно, неторопливо, смотря под ноги, как и подобает беременной. Наверное, именно поэтому она обратила внимание на маленькое тёмное пятнышко, которое вопреки закону тяготения стояло как-то вертикально на мокром асфальте.
Удивлению не было предела: в начале октября, в центре города, при температуре ниже десяти градусов на мокром тротуаре сидела бабочка.
«Крапивница», – определила она, когда шершавые, цвета корицы крылья на миг разомкнул ветерок, приоткрыв яркий ситцевый узор.
Посадив хрупкое насекомое в ладонь, она почувствовала, что бабочка зацепилась лапками. «Ну, пойдём, погреешься, что ли…»
В женской консультации было тепло и даже душно, как в большинстве больничных учреждений. Она аккуратно сняла бабочку с руки, посадила на колченогий столик в закутке и, увидев длинную очередь в нужный кабинет, как-то сразу забыла о её существовании. Очередь двигалась медленно, то и дело вклинивались «платницы» – те, кто не брал талончика в регистратуре, а, заплатив нужную сумму, нарушал строгий порядок приёма. Напряжение росло.
Инесса сидела, уткнувшись взглядом в постер-рекламу магазина одежды для беременных. Приятней лицезреть молодую и прекрасную девушку-модель, чем рассматривать рядом висящий плакат о развитии зародыша в утробе по неделям, стараясь не видеть розового человечка в прозрачном пузыре… Вика, подруга, ушла с аборта, как раз насмотревшись на такой плакат.
Скребут, царапают мысли, что сегодня она ещё мать, а завтра уже нет… Уберут, вырвут, вычистят… А надо ли?
«Потом, – уговаривала себя Инесса, – когда всё устроится, всё будет с чистого листа, с одеждой для беременных, с блаженной улыбкой на лице, умилением от крошечных пинеток, кроватки с балдахином…»
«Интересно, живот у неё настоящий?» – заставила себя подумать о девушке с плаката Инесса.
– Кто последний в пятнадцатый? – раздалось у неё над ухом.
– Я! – ответил кто-то, и Инесса подвинулась на скамье, предлагая мизерный кусочек, чтобы присесть.
Она не видела лица пришедшей.
Видела только руки, спокойно лежащие на округлом животе, и чувствовала приятный запах дождя.
«Настоящий…»
– Глядите, бабочка! – вдруг воскликнул кто-то.
Все подняли головы и увидели порхающую в неживом свете дневных ламп бабочку. Инесса почти физически ощутила, что после её полёта стало легче, напряжение в очереди спало.
Наконец её вызвали.
– Аборт, – выдавила она нерусское тяжёлое слово.
Врач кивнула.
– Паспорт, полис… Сначала вам надо будет сдать анализы, потом снова прийти ко мне, – сказала она бесцветным голосом и принялась что-то заполнять.
Повисла пауза.
Инесса набралась смелости и спросила:
– Скажите, а ему будет больно?
– Кому «ему»?
– Ребёнку… или, как там говорят, плоду, зародышу.
Врач неопределённо пожала плечами.
Дверь в кабинет распахнулась, влетела медсестра и, плюхаясь за свой стол, восторженно сообщила:
– Ой, Зоя Михайловна, иду из процедурной и вдруг вижу – бабочка! Представляете, не моль какая-нибудь, а бабочка самая настоящая летает!
Зоя Михайловна, не отрываясь от бумаг, сказала:
– Прибейте, чтобы не мучилась, здесь ей всё равно не выжить, – и далее, не меняя тона, добавила: – У нас тут ещё аборт. Выпишите направления на анализы.
Инесса удручённо молчала.
Ей вдруг стало жаль бабочку.
– Зачем прибить? – неожиданно для себя спросила она.
– Что? – не поняла врач.
– Зачем бабочку прибивать? – уточнила Инесса и замерла.
– Женщина! – воскликнула медсестра. – Что вы нам голову морочите…
– Наталья Николаевна! – повысив голос, пресекла её врач.
– Да не могу уже… – досадливо поморщившись, сказала медсестра. – Бабочку она пожалела, а сама на аборт пришла… Бред какой-то… – и стала что-то размашисто писать.
Инесса словно почувствовала увесистую пощёчину.
Она каким-то отстранённым взглядом посмотрела на облетающие рябины за окном, на голубые осколки неба меж багряной листвы, на склонённую седую голову врача и вдруг совершенно отчётливо поняла, что вопреки всему через несколько месяцев станет матерью.
…О холодное стекло коридорного окна, стремясь на волю, билась бабочка с нарядным узором на крыльях.
