Что-то такое, наверное, есть в моей внешности, что многие при мне начинают о детях говорить. Может быть, размер бюста жалостливый взгляд. Хотя нет, скорее всего, я просто неумеренно откровенна и фотки из роддома каждый раз публиковала, начиная с потуг. Шучу. Мамашу во мне определить просто: я круглогодично в джинсах, без укладки и все время суечусь. Но самое интересное, что вещать начинают не просто о детях, а об их развитии. Культурном и физкультурном.
Об этом я совершенно точно не заикалась, а реакции такие вызываю. На прошлой неделе аж четыре штуки. Как ни встречу приятельницу, она сразу давай сокрушаться. Мол, яжемать, а на танцы не вожу. И на шахматы с выжиганием по бамбуку тоже. Интересно, думаю, сейчас каникулы, а голове у мам продолжается родительское собрание с вызовом к директору.
Наверное, они думают так: вот у нее трое, дети — вся ее жизнь, она сейчас заклеймит меня позором, я лучше сразу признаюсь. Помилуйте, господа. Вот как я живу? Заходит старшая дочь в комнату. Вижу — стать, как у Улановой, шпагат продольный, поперечный, диагональный, конституция астеническая, на макушке пучок. Хореограф соседней танцшколы рыдает. Сыну надо на телевидение, он всех заткнет, только слово дай на ток-шоу про умниц. В младшей дочери просыпается, как минимум, Ахеджакова, так она выразительно на овощи в тарелке смотрит. А я, как вы понимаете, ничем и не повела, ни ухом, ни тапком.
Конечно, это все ужасно неправильно. Если детей не обучать с пеленок азам японского языка, что с ними потом будет? В моем детстве что-то говорили про роботов в туалетах, которые заменят техничек. Не, ну я-то развитая, никаких роботов не боюсь. А вот кто не развивался, им надо уже начинать тревожиться. Нет, если сейчас детей максимально не наполнить знаниями и навыками, то потом они вырастут и лягут на диван от тоски. Если сейчас на шпагат не сесть, потом только с домкратом, а какая жизнь без шпагата? И на телевидение если сразу не попал, с детства, то все — взрослый мозг уже к этой измененной реальности адаптироваться не сможет. А если актрисой с детства не стать, то потом только истерики закатывать, чтобы все смотрели и говорили про погорелый театр.
И это все меня ждет, конечно. Дети придут и скажут мне: мама, ты нас не развивала, и теперь мы несчастные, мама. В чем ваше несчастье? — спрошу я тихим старческим голосом. А в том, скажут дети, что мы теперь вынуждены сами свое призвание искать, пробовать, ошибаться, мириться со своими ошибками и жить полной неожиданностей жизнью, не перекладывая ни на кого за нее ответственность. Это же какой геморрой. И в том, скажут дети, что не пинала нас ходить в музыкалку, и теперь мы не понимаем, чего хотим, а так хоть от противного можно было бы оттолкнуться. Приходится себя изучать.
Эдак и до осознанной жизни дойти можно.
И мне, главное, ответить будет нечего. Я же лучшие годы на них не потратила, они мне счастье не обязаны на блюдечке принести, чем теперь отбиваться?
И каждый раз, когда я вижу дочь, которой никогда не стать Вишневой, внутри срабатывает какой-то пыточный механизм имени Эдгара По. Три механизма, если быть точнее. Но, если честно, они довольно быстро ломаются. Включатся, пару минут попытают и сбоят. Мне надоело виниться. У меня больше нет списка «идеальной матери».
Вру, конечно, причем очень красиво. Есть список. Но в нем уже не двести тысяч пунктов, как раньше. Если мне самой такой заботливой мамы не хватило в детстве, то это не изменить танцами дочери. Если я на самом деле сама хочу эти танцы танцевать, тем более. Если боюсь, что дети вырастут неконкурентоспособными, то это скорее про мои страхи и избыточный контроль. И, если я им — все, а они мне потом — стакан воды, тоже.
Тут мне потребуется, похоже, достать щит. Хотя меча у меня нет, не нападаю. Я точно не против «развития», кроме, пожалуй, очень раннего. Я против того, чтобы это было обязательно и масштабно, если это — в ущерб матери. Когда она вынуждена отказываться от своих интересов и потребностей, в том числе в отдыхе, в угоду трендам. И я против того, чтобы мать, если ее дети не ходят в пицот кружков, сгорала от стыда и вины. Материнство уже само по себе подвиг, и мама должна остаться в живых и здоровых.
Но у людей вокруг меня и у меня внутри есть этот критический голос, который выключить очень сложно. Надо! И баста. Зачем? Затем! А как? Уж как-нибудь извернись. И не дай бог твои дети будут в скуке маяться на своем диванчике. Или в окошко на улицу смотреть, где детишки со скрипочками мимо проходят. Им надо быть всегда занятыми. Иначе еще научатся ничего не делать. Брать паузы, к себе прислушиваться и не ругать себя за это. Так и судьбу свою испортят, не дай бог. Жизнь — это только безудержная деятельность и достижения. А еще если и рефлексировать станут, то вообще труба. Придется в психологи идти. Которые копейки зарабатывают, если повезет.
Так что, барышни-приятельницы, вы зря ждали от меня обвинений или индульгенций. Бороться придется с обществом в своей голове. И решать самостоятельно, хотите вы танцы с шахматами для чада или нет. Можете или нет. Готовы или нет.
Однако пожалеть могу.
