Вокруг темы о воспитании детей постоянно идут споры. Чуть ли не каждый день рождаются десятки новых идей или целая теория, так что молодые родители оказываются в недоумении. Ломается столько копий, что удивляешься, как люди справлялись раньше. Давайте взглянем на минувшие эпохи. Что общего и в чем разница в отношении к детству у различных народов? Когда и какие требования взрослые предъявляли отпрыскам, сколько свободы предоставляли, что ожидали?
Если говорить о самом раннем детстве, то любопытный материал предлагает режиссер документального фильма «Малыши» (2010) Томас Бальмес. В течение восемнадцати месяцев он наблюдал за развитием четырех новорожденных из разных стран: девочки Понихао из практически первобытного племени химба в Намибии, монгольского мальчика Баяра из семьи кочевников, а также девочек Мари из Токио, Япония и Хетти из Сан-Франциско, США.
Фильм не сопровождается никакими комментариями, — только малыши в их естественных проявлениях и обстановка вокруг, — но постепенно зритель начинает обращать внимание на первых двух детей немного больше. Их интегрированность в окружающую среду представляется чем-то недостижимо желанным для жителей больших городов. Вот монгольский мальчик купается в тазике, к нему подходит коза и запускает свою морду в таз, чтобы напиться; вот намибийская девочка ползет по пыли, сидит на земле, в чем родилась, тянет камушки в рот, пьет воду прямо из ручья; семья кочевников зарезала барана, и мальчик ковыряется в его внутренностях, весь измазанный в крови. И все это на фоне первозданной природы. Конечно, на этом фоне чистенькие городские дети, наблюдающие жизнь из окна персональной коляски, проигрывают в естественности. Они ограничены в передвижениях, меньше имеют возможности для свободного познания мира.
При этом нельзя сказать, что первая пара малышей брошена на произвол судьбы и подвергается опасностям. В первобытных обществах каждая женщина заботилась о каждом ребенке, пробегающем мимо. Так, мама Понихао кормит грудью маленького мальчика, играющего с ее дочерью. Об этом же пишет Дуглас Локвуд в книге «Я – абориген», рассказывающей о некоем Филиппе Робертсе. Робертс был австралийским дикарем, пока миссионеры не познакомили его с цивилизацией. Мать Филиппа, да и остальные матери их племени, кормила сына грудью лет до трех-четырех.
Поступала так она вовсе не из осознания пользы грудного молока, а из-за ограниченности пищевых ресурсов. Если бы у нее родился второй ребенок сразу после первого, возможно, она бы не смогла поднять двоих. Собирательство и охота обеспечивали пищей только 0,05 человек на 1 км2, в то время как современное сельское хозяйство поддерживает жизнь 54 человек. В древности при недостатке еды предпочтение отдавалось старшему, как более сильному. Младший при этом чаще всего погибал или же становился иной раз ритуальной жертвой (увы, нельзя сказать, что такая практика в далеком прошлом. Волонтеры наблюдают ее в современных африканских странах).
Такое общество не может быть детоцентричным — у него просто нет ресурсов. Необходимые условия появились в Европе лишь с момента Великих географических открытий, обогативших некоторые слои и питавших идеи гуманизма. И только Новейшее время с его техническими достижениями позволили европейцам выхаживать слабых и кормить нетрудоспособных. Процветающие ныне азиатские страны пришли к этому, имея в багаже не христианский гуманизм, а собственные этические системы, поэтому дети там не стоят на первом месте.
Общим местом в воспитательных системах былых эпох является иерархичность. Подчас весь путь человека был ясен с самого его рождения. Новорожденный Филипп Робертс уже имел тёщу, хотя его невеста еще не родилась. Это был не произвол родителей, а заведенный вековой обычай брать в жены девушек из определенной части племени. Знакомство с европейской цивилизацией и работа в миссии избавила его от необходимости ходить на охоту, однако не освободила его от обязательств перед родом.
Выйти из этого круга было практически невозможно: рожденный крестьянином всегда оставался крестьянином, воин — воином, ремесленник — ремесленником. Их дети играли в игрушки, развивающие соответствующие навыки. Абориген Робертс должен был стать охотником, как и все мальчишки, поэтому он целыми днями метал игрушечный бумеранг или копье в рыбу или птиц. Когда он вырос настолько, чтобы держать в руках тяжелое оружие, за его образование взялся охотник.
Рыцари с семи лет отдавали своих сыновей на воспитание в семью другого рыцаря. Крестьянские дети к восьми-десяти годам были уже полноценными помощниками по хозяйству, умели выполнять любую нетяжелую работу. Александр Македонский, которого готовили к управлению государством, имел целую армию наставников во главе с Аристотелем и возможность практиковаться, принимая заморских послов. Лень высмеивалась и презиралась, вспомнить хотя бы бездельницу мачехину дочку из сказок. Продолжительность жизни в древности составляло всего 20-30 лет, поэтому от детей ожидали скорой «отдачи».
Когда Филипп Робертс научился прятаться в тени, подходить к животному с наветренной стороны, обходить шуршащую траву, не тревожить птиц и ловить мух, переносящих его запах, он смог убить своего первого валлаби. После этого его признали состоявшимся охотником и сочли готовым к женитьбе, то есть к жизни взрослого члена общества. Инициация для него не стала вхождением во взрослый мир — он прошел ее еще в девять лет. Она состояла из множества заданий, призванных испытать его терпение и выдержку.
Сначала ему сделали обрезание без анестезии (к счастью, острым железным ножом, а не каменным, как его отцу). Затем отправили ночевать с родственницами, то есть спать с ними под одним одеялом, что было крайне позорно для мальчика. Причем ему запретили разговаривать с ними, в то время как они могли всячески дразнить его. Потом его с головой завернули в одеяло и плясали вокруг ритуальный танец, которым он не мог насладиться. Когда все процедуры были закончены, ему еще два года нельзя было есть некоторые виды пищи и общаться с некоторыми из родственников. Испытания разнятся от племени к племени, но все они, так или иначе, являются экзаменом на принятые в этом сообществе добродетели.
Ребенком Филипп и его товарищи несколько раз были пороты за вопиющие нарушения. Современные исследователи отмечают, что телесные наказания применяются в более чем 75% обществ мира, причем в более агрессивных обществах, во время войн и смут детей наказывают жестче. Если говорить о традиционных культурах, то подходы наблюдаются самые разные.
С одной стороны, к примеру, бедуины племени руала воспевали порку, не мыслили без нее процесс воспитания и приписывали палке небесное происхождение. С другой стороны, чилийские индейцы или соплеменники Филиппа Робертса прибегали к наказаниям только в крайних случаях и никогда не поднимали руку на малышей. Бывали и такие, как например, канадские эскимосы-инуиты, избегавшие физического воздействия и предпочитавшие уговаривать, или высмеивать, или, на худой конец, игнорировать безобразника. Подробнее об этом можно почитать у Игоря Кона в книге «Бить или не бить».
Думаю, все современные родители согласятся, что они готовят детей к взрослой жизни. Сложность нынешнего этапа в том, что общество утратило строгую иерархичность: профессиональные династии нынче не так распространены, дети вольны не перенимать профессии родителей. Упор делается на развитие индивидуальных способностей, что можно только приветствовать. Однако, пока ребенок маленький, трудно выявить его интересы и предпочтения, поэтому сознательный родитель готов нагружать чадо всем подряд. Думается, выход в данной ситуации — научить ребенка учиться, привить ему навык и любовь к этому процессу. Причем речь идет не только о школьных дисциплинах. Ребенок вырастет, станет супругом и родителем, и хорошо, если в детстве он имел, с одной стороны, опыт решения бытовых задач, с другой — практику налаживания межличностных отношений.
В материале использован кадр из фильма «Кочевник» (реж. Сергей Бодров, Иван Пассер, Талгат Теменов, 2005).
