Уважаемые читательницы, мы с удовольствием представляем вам доклад психолога Ольги Михайловны Красниковой, проректора Института христианской психологии, состоявшийся в Российском Православном Университете в рамках Международных образовательных Рождественских чтений. Доклад называется «Влияние детских психологических норм на развитие личности».
Здравствуйте, уважаемые коллеги и спасибо за возможность выступить здесь. Процитирую часто встречающиеся запросы, обращения, с которыми приходят к нам в консультацию люди:
— Я эмоционально отсутствую в своей жизни;
— У меня нет никакого интереса, я уже давно потерял смысл жизни;
— Мне очень тяжело что-то начинать, продолжать, заканчивать;
— Меня гложут постоянные страхи – кто что скажет;
— Бывают приступы паники, раздражения, агрессии;
— Я всё время себя заставляю, я всё время с чем-то в себе борюсь;
— Я уже очень устал контролировать свою жизнь, я совсем не отдыхаю;
— Не желаю никого видеть;
— Я вообще хочу уехать далеко и надолго;
— Я во всём виновата, жизнь не удалась, всё плохо;
— Не знаю, что делать;
— Вообще не хочу жить — безысходность, тоска, – ну и так далее.
Можно долго приводить примеры тех состояний, с которыми люди обращаются за психологической помощью. Причем в нашу консультацию обращаются как верующие, так и неверующие, как православные, так и мусульмане. То есть человек может испытывать эти тяжелые состояния как внутри конфессии, так и совершенно вне конфессии.
Мне интересно и любопытно, что происходит с душой человека и с определенными его потребностями, чувствами, особенностями, способностями и талантами (как правило, в детстве происходит), что, вырастая, он оказывается в таком тяжелом внутреннем психологическом состоянии. У нас тут, видите, целый реквизит. Это границы личности. И внутри будет личностное пространство.
У нас будет человек, который будет из себя изображать личность. Кто сегодня будет личностью? Скорей-скорей-скорей! (вручает реквизит)
И ещё у нас будет человек, который будет живой душой. Живая душа, держите. Ещё у нас будут чувства.
Ещё у нас будут потребности.
И ещё, так как у нас личность очень уникальная, у нее будут особенности.
И вот смотрите, родился ребенок. Мы сначала рассмотрим норму. В норме мы его ждали. Её… Её хотели, да? И мы были готовы стать ей родителями и помощниками. То есть мы её хотели не для себя, правильно? Чтобы она нам сразу чего-то должна была – сделать нас счастливыми, придать смысл нашей жизни. А мы были готовы именно помочь новому человеку, новой личности расцвести в этом мире.
И вот она у нас родилась, мы знаем, что у нее есть живая душа, мы обращаем внимание на её чувства, мы удовлетворяем её потребности, мы ее изучаем, мы с ней знакомимся, и мы учитываем её особенности. И в этом нам помогают уважение к личности, уважение к другому, и ещё нам помогают нравственные ориентиры – это тоже очень важно.
Только они у нас ещё пока не внутри, а снаружи — эти нравственные ориентиры. И пользуясь этими помощниками, родители помогают ребенку научиться правильно обращаться со своими чувствами, чтобы, выражая свои чувства, ребенок не нарушал это уважение другого. То есть если тебе больно и плохо, это не значит, что надо кричать, оскорблять и кусаться.
Чтобы, удовлетворяя свои потребности, ребенок учитывал, что если он хочет чего-то, это не значит, что это можно у кого-то украсть, у кого-то отобрать. Обязательно должны быть какие-то у меня ограничения. Но эти ограничения не в самих потребностях, а в способах их удовлетворения — вот что важно. И конечно, особенности человека — они тоже должны проявляться, но обязательно с учетом некоторых нравственных ориентиров, с учетом уважения других людей и с учетом уважения к личности.
На самом деле у нашей личности с самого начала есть одно замечательное призвание, которое дано именно этой личности. И вся наша команда — а мы сейчас рассматриваем «хорошую» картинку — помогает нашей личности. Душа — раскрывается. Любви там много, творчества много, сил много. И личность, чувствуя свое призвание, идет за ним.
Но много ли вы видели таких людей? Фантастика, да. Где ж на них посмотреть-то? Куда они делись? Что же такое случилось в детстве с нашей девочкой, что в какой-то момент она перестала слышать призвание, она засомневалась в своих силах, потеряла веру в то, что они вообще у нее есть? Она подумала, что её чувства — какие-то неправильные, неуместные. И её особенности — тоже, может быть, даже немножко неприличные: знаете, часто бывает ощущение из серии «вот я какая-то не такая». И потребности у нее тоже «неправильные». Что случилось?
А оказывается, есть определенные ошибки воспитания, причем некоторые из них даже закреплены в культуре. Мы начнем с потребностей. Что говорят ребенку, который не вовремя захотел есть? «Не вовремя» — это что значит? Это значит — либо ещё рано, либо уже поздно. То есть вариант накормить ребенка вовремя – когда он хочет – не рассматривается. «Вовремя» — это значит, что, мол, «мама уже приготовила, садись за стол», или «мама уже посуду помыла, а ты тут опять кусочничаешь!»
Или рассмотрим другие потребности — какие еще у нас есть? Например, погулять. Какое «гулять», да вы что?! Ни в коем случае! «Мороз на улице», «уроки не сделала», ещё что-нибудь. А если вдруг захочется не вовремя поиграть? «Ни в коем случае!», правильно? Значит, когда мы ребенку всё время говорим, что он хочет не того, не тогда, не вовремя — у нас появляется очень страшная фигура. Фигура стыда. «Как тебе не стыдно?» Как тебе не стыдно хотеть есть, хотеть пить, не хотеть есть, не хотеть пить, хотеть в туалет— опять же не вовремя? Когда надо вставать, ты не просыпаешься; когда надо спать – тебя не уложишь; как тебе не стыдно!? Как в подобной атмосфере чувствует себя личность?
[Реплика из зала] Она чувствует неуверенность в самой себе.
Да. Возникает вопрос: «Что со мной не так»? Следующая фигура у нас — это страх. Где у нас особенности? Вообще-то, мы хотели мальчика, а родилась девочка. То есть эта особенность нам уже не нравится. И потом ещё нам хотелось, чтобы у нас была девочка послушная, а у нас какая-то слишком активная. Вот слишком она активная! Нам бы хотелось, чтобы она на скрипочке училась играть, а она у нас в футбол с мальчишками гоняет. Ну разве можно, разве это девочка? Ну если уж девочка, так играй на скрипочке. А куда ты с мальчишками в футбол? И так далее. А что чувствует маленький ребенок, когда его потребности всё время подавляются стыдом? И я бы попросила кого-нибудь выйти, чтобы продемонстрировать, как это подавляется, что на самом деле внутри происходит. Да, нужен желающий на роль стыда, если можно.
[Реплика из зала] Кто будет стыдом? Совестью.
Вот не совестью! А стыдом. Когда у нас страх подавляет особенности… (участнику дискуссии) Так, вы – стыд. Нам нужен ещё страх, который будет там подавлять наши особенности.
Что происходит с чувствами ребенка, когда ему даже нельзя сопротивляться? Когда ему нельзя плакать: «Что ты нюни развесил?» На обиженных воду возят. Когда, кстати, бояться тоже нельзя, особенно если ты мальчик, да? Когда ему нельзя спорить, злиться. На маму разве можно злиться? Ты что, это же неприлично, да?
Эмоциональный паралич.
Появляется чувство боли. Боль, которая подавляет все остальные чувства. И понятно, что если мы сюда поставим ещё одного человека – он тоже будет давить. И вот у нас личность, у которой внутри уже довольно сложное переплетение. Уже нельзя быть собой. А можно что?
Можно приспосабливаться, адаптироваться и выделять те критерии, по которым меня будут принимать — и у нас вместо живого ребенка, который очень неудобный, появляется ребенок послушный, появляется ребенок правильный. Хорошая девочка, да? И обычный вопрос «Кем ты хочешь стать?» – вместо того, как быть собой или что ты из себя представляешь.
Нам всем позарез нужно что-то из себя представлять. То есть даже не кого-то, а что-то. А что у нас с душой? А мы вообще про нее забыли. Мы про нее вообще забыли, а она живая, и она там болит!
Вот знаете, люди говорят иногда, что боль души – она прямо чувствуется. Хотя это, вроде бы, не какой-то физический орган, и непонятно её местоположение, но тем не менее душа – тоже страдает, потому что она не может проявляться. Значит, мы забыли о душе. А о ком мы ещё забыли? А его и не слышно.
Как его можно услышать, когда здесь у нас такие переживания: «Так, а хорошо ли я сегодня выгляжу? Ой, а всё ли я сделала? Ой, а вдруг кому-то всё равно не понравится? Ой, а если меня опять за дуру примут?» И вот эти бесконечные страхи — какое тут призвание, о чем вы? Понятно, что задача личности здесь уже не бытие, не реализация своего внутреннего потенциала, а выживание.
И в этом выживании личность теряет связь со своим внутренним миром, теряет внутренние критерии собственной жизни, и тогда кто нужен нашей личности? Нужен другой, который скажет: «Тебе надо вот это, тебе надо вот то. И если будешь себя хорошо вести, я о тебе позабочусь». И мы с вами сейчас создали созависимую личность. Причем можно делать с ней всё, что угодно. Она будет соглашаться, она будет терпеть, она будет улыбаться при том, что ей будет очень больно. До предела. А потом взорвется.
Разные есть варианты, на самом деле. Да, не все дети соглашаются быть хорошими и послушными – некоторые протестуют, некоторые болеют. На самом деле вариантов очень много, мы сейчас берем только одну маленькую зарисовку.
Но у меня вопрос: вот наша девочка, личность которой уже почти не видно; у нас тут сплошные стыд, страх, боль. И хочется, чтобы «вообще меня саму — которая неправильная — не было видно, и чтобы можно было чем-то отгородиться. Чем можно отгородиться? Образованием, статусом, деньгами, внешностью, правильно? Болезнями. То есть очень много можно здесь придумать разных вариантов, как мы можем спрятать свою личность, и вот мы там сидим. А как ей замуж выходить?.. Нет, ну что за вопрос? Как это? Она же очень удобная, она послушная. Ну что вы? Это же золото в хозяйстве-то. Бессловесная, да. Всё стерпит.
И получается, что в этой такой тесной компании ориентиры-то у нее внешние. И то, что у нас изначально было, – уважение к личности, к индивидуальности, к особенностям – теперь стало как ориентир, правила и стереотипы. Мораль не в смысле христианских ценностей, а мораль и нормы в смысле некоего морализаторства. Это у нас сюда – вместо нравственных ориентиров. А там, где боль, там нужна анестезия. И вот мы уже смотрим сериалы, вот мы уже пьем анальгин, а вот уже алкоголь, наркотики, и так далее, правильно? Главное, чтобы не было больно. Как нам её оттуда доставать? И с каким посылом мы к ней подойдем?
Представьте себе: пришел к нам такой клиент с подобной компанией внутри. Причем им там тесно, они там все перепутаны, там чувствительность вся сбита.
[Реплика из зала] Борьба за власть.
Конечно! Борьба за власть. И мы говорим этой личности: «Ой, что же с вами случилось? Какая-то вы неправильная». Опять. Понимаете? То есть если мы смотрим на личность и начинаем её оценивать, говорить: «Сейчас я вам помогу», – то мы вновь обесцениваем её индивидуальность, её особенности и как бы берем ответственность за её жизнь на себя, при этом лишаем её опять свободы выбора, возможности быть собой, выставляем ей какие-то свои новые условия. Кстати, некоторые клиенты стараются понравиться психотерапевту и угадать, когда психотерапевт… — они прямо так смотрят и выделяют — когда психотерапевт кажется им довольным: когда они страдают или когда им лучше? То есть быть не самой собой, а быть хорошей для того, чтоб понравиться.
И какое отношение возможно здесь к этой личности со стороны другого человека? Самое сложное здесь для психолога – посмотреть на эту всю картину маслом и сказать: «А ты мне нравишься. И прямо такая. И можно ничего специально для этого не делать…» Нет, ну психолог-то знает, что там душа! Психолог-то знает, что там личность! Мы же начинали именно с того, что у христианской психологии есть основы в христианской антропологии. Без этих основ с человеком очень сложно иметь дело, потому что в таком случае я приду и начну работать только с болью, отвернувшись от души клиента: «Сейчас мы вам боль вашу вылечим»; – Или же работать с потребностями: «Всё, вот мы сейчас с потребностями разберемся…»
А я?
«А я?» – говорит личность, – если мы личность не видим… К сожалению, у нас медики тоже этим страдают. Они не видят человека в целом. И у меня бывает, что я просто покупаю лекарство, если сразу не прочитала противопоказаний, — и их сразу выбрасываю, потому что мне прописали от одного, а все мои остальные заболевания они не учли, и мне эти лекарства просто нельзя.
Если я выпью – у меня будет просто обострение другого заболевания. Поэтому здесь тоже целостность личности. И в первую очередь устанавливается контакт именно с личностью, принимая всё как данность — без оценки, без сравнений. Ну вообще-то, такие тяжелые случаи я не беру. Или: «Ой, ну у вас легкий случай, это всё ничего. А вот у меня женщина одна была, вот с ней было тяжело, а с вами-то мы быстро разберемся». Без условий: «Если вы в течение месяца не изменитесь, то я отказываюсь с Вами работать». Нет, краткосрочная терапия – она же ситуативная: с ситуацией разобрались, а дальше эта наша компания всё равно будет внутри работать и провоцировать новые и новые ситуации. Так что же мы делать-то будем?
И иногда буквально на уровне осознания приходится с человеком как-то признавать, что всё-таки источник жизни и сил человека – внутри этого же человека, и его невозможно потерять, его невозможно утратить, его не украдут, его не убьют. Потому что иногда бывает ощущение, что внутри пустота. Там не пустота, там просто анестезия всё выключила, потому что очень было больно. И этот источник — он не спит, он в анабиозе таком.
А внутри на самом деле не пустота, а там есть всё, что нужно для жизни. Там есть живая душа. Да, пока она не чувствуется. Да, человек пока не очень представляет себе, что это пока только умозрительное. Но начинаем смотреть дальше: а вот эта живая душа, она же в чем-то проявляется? Вспоминаем: у нас есть чувства, потребности, у нас есть особенности. И человек начинает знакомиться сам с собой. Я иногда говорю, что психотерапевт – это возвращение к самому себе.
То есть когда человек сквозь боль, сквозь стыд, сквозь страх набирается такого окаянства и заглядывает внутрь. И оказывается, что там сидит не то, что ему внушали: не того пола, не того роста, не того характера, не тех способностей. А там сидит индивидуальное, уникальное и, безусловно, ценное существо, с которым хорошо бы познакомиться и с которым хорошо бы научиться знакомиться. Самому себе признаться, конечно, в том-то и дело.
Но очень сложно со стыдом, потому что стыд у нас уже поддержан здесь правилами и стереотипами. Очень сложно… Где у нас мораль и нормы? Потому что стыд говорит: «Как я смогу себе позволить? Это же неприлично!» Это уже заслонило уважение другого: «Он же обидится!» – то есть его чувства, они, конечно же, важнее? Наши чувства что… они там уже давно задавлены, мы-то потерпим.
![l5]](https://donnatella.ru/wp-content/uploads/2019/07/2d91k0js6.jpg)
[Реплика из зала] А по поводу стыда поподробней?
Тут по поводу всего можно поподробнее. Наша задача сейчас – просто обрисовать общую картинку, потому что иначе мы здесь… Я тоже предупреждала коллег, я говорю: «Вы меня останавливайте, потому что я если начну, то хочется сразу весь курс, который у нас длится два семестра, уложить в двадцать минут».
[Реплика из зала] …Наоборот бесстыдство полнейшее.
Это другая крайность. Это обратная сторона. Это провокация. Там же человек, он не себя проявляет, не свои потребности, а он пытается сделать назло. Вот это вот бесстыдство —наоборот: «А я вам отомщу, а я вам докажу». Это же не от хорошей жизни происходит, да? Потому что люди, у которых внутри всё в порядке, они своим призванием… Вон у нас там призвание, да? Призванием занимаются. И вот мы потихонечку выводим эти правила. Сначала осознаем, что эти правила вообще не наши, и что можно их, в принципе, даже некоторые убрать совсем.
И что уважение к личности намного важнее, чем некоторые правила. А стыд у нас становится просто чувством, а не внутренним персонажем. Стыд же нужен в жизни? Безусловно, это наша неотъемлемая часть. Но это просто чувство. А здесь у нас мораль и нормы мы тоже подвергаем некоторому критическому анализу. Не значит, что мы всё отбросим. У нас останутся нравственные ориентиры, без них никуда. Но во всяком случае, это уже не будет так жестко, что аж жить не хочется. И тогда у нас страх тоже становится просто чувством, с которым человек вполне может жить и справляться.
[Реплика из зала] Свободно как-то стало.
Да, уже дышать можно. А боль, она присутствует в жизни человека? Конечно, да. Но это не главное чувство, правильно? Помимо этой боли, есть ещё очень много разных других. Всех мы убрали нехороших? Нехороших всех убрали?
[Реплика из зала] Призвание почему далеко?
Вот! И теперь захотелось жить, захотелось чем-то заняться, куда-то себя приложить, потому что появились силы. Смотрите: когда приходит человек с алкогольной зависимостью к психологу, и психолог ему говорит: «Надо взять себя в руки, волю в кулак и заняться делом!» А у него вот та компания, которую мы только что разогнали, внутри. Он говорит: «А я эту гадость взять в руки не могу!» – то есть себя! — «Потому что там столько внутри нехорошего, что лучше я выпью, так проще».
И смотрите: если мы чуть-чуть личность познакомили с ней самой, как только она почувствовала источник своих сил, то сразу призвание уже начинает изнутри тоже каким-то образом звенеть. И человек вдруг обнаруживает: «А я, оказывается, петь люблю. А я, оказывается, не люблю математику, а мне человек интересен», – и поступает на психфак на второе высшее. И к вам в институт, и к нам в институт, конечно.
Третий говорит: «А я, оказывается, готовить люблю». Достаточно часто после психотерапии люди меняют — причем резко! — род деятельности, род занятий. И если мы с вами будем это учитывать, то мы для себя можем сами тоже стать помощниками. Потому что это же внутренняя работа, правильно?
Признание и принятие собственной ценности, принятие и выражение своих чувств, знание и удовлетворение своих потребностей – это же внутренняя работа, доступная каждому. Просто иногда человеку нужно напомнить или нужно быть свидетелем того, что в нем есть душа, в есть личность, есть все ресурсы, всё необходимое, что нужно для жизни. Поэтому не обязательно кого-то найти.
Процитирую весьма примечательный крик души одной моей клиентки. Она приходит на терапию и говорит: «Хочу замуж, но почему-то не получается». Начинаем разбираться: а что же случится, если она встретит мужчину своей мечты? И она честно отвечает: «Я буду бояться его потерять. Я буду переживать, что я такая ему не подойду, что он во мне разочаруется – и моя самооценка ещё больше упадет. Мне будет плохо, ничего не будет хотеться, я буду печальная. Будет очень много обязательств, которых я не вынесу, у меня же сил мало. Я не буду соответствовать его ожиданиям, буду сомневаться в нем и в своем выборе, потому что я же себя не очень чувствую, я в себе не уверена. Буду долго думать, что ему от меня надо, и какие у него коварные мысли по поводу меня. В общем, семья – это страшно, меня будут обижать, ущемлять, у меня не будет времени, всё будет плохо. Никогда ни за что».
Напомню ее терапевтический запрос: «Хочу замуж, почему не могу выйти?» То есть понятно, что наслаивается очень много разных жизненных проблем, если мы не учитываем вот эту ценность личности, особенности чувств, потребности и не учитываем главное: источник жизни – живая душа – внутри человека, а не в другом. Потому что замуж-то зачем надо было? Чтобы муж доказал, показал ей же самой, что она имеет право быть, что она такая, какая есть, она хоть кому-то нужна, что ее можно любить. Потому что она сама в этом сомневается. И это сомнение как правило имеет вот такие детские корни. Хотя изначально Господь-то нас для любви создавал.
Отпускаем нашу личность к её призванию?
Сейчас это была некоторая маленькая зарисовка просто для того, чтобы поставить вопрос. И понятно, что вопросов на сегодняшний день пока больше, чем ответов, потому что христианская психология личности развивается не так давно. И не на всё мы пока можем дать четкое определение или какие-то четкие рекомендации. Но тем не менее мне кажется, что этот вектор по направлению к человеку, к утверждению его ценности – ценности его личности как уникальной, особенной, неповторимой — мне кажется, что это очень важный момент в христианской психологии и в христианской психотерапии.
